Хоть фюрер их и запретил. Фриц заржал.
– Да я из тебя котлету сделаю, хренов запасник. Здоровый такой, – я и правда выглядел вполне нехило, – а служишь в запасном полку.
– Я там, куда меня направили партия и фюрер! – выдал я. – Сколько еще мне повторять? Я вернулся из госпиталя, получил назначение, и вот я тут. В госпиталь попал с передовой, что еще вам нужно?
– Мне это надоело! – подытожил лейтенант и вновь ударил. В этот раз попал как-то уж очень неудачно для меня. Дух вылетел вместе с очередным осколком зуба. Да, у меня их скоро совсем не останется.
Очнулся я, лежа на земле в палатке. Болело все, хорошо хоть не ранен, а то бы вообще было плохо. Огляделся, палатка маленькая, не чета той, в которой допрашивали. В этой максимум человека четыре уместилось бы. Никого вокруг, но с улицы звуки доходят хорошо. Лежать и думать – это хорошо, но надо что-то делать!
Через полчаса за мной пришли. Два солдата в знакомых пятнистых куртках. Подхватив, но не грубо на этот раз, меня потащили из палатки. А там! Эсэсовский лейтенант, который меня бил и допрашивал, решил, вот черт, расстрелять меня прямо тут.
– Поставьте его! – он приказал солдатам, и те поспешили исполнить приказ. Видя, что я не держусь на ногах, он добавил: – Да пусть на коленях стоит, сути не меняет.
Этот хрен подошел ко мне вплотную и достал из кобуры пистолет. Медленно оттянул затвор, кажется, я даже звук досылаемого патрона услышал, и поднял руку, приставляя ее к моей голове.
– Вот и все, партизан! Думал, мы не раскусим тебя? Ошибаешься. Что, страшно? – он упивался своей властью над избитым человеком.
– Нет, – качнул я головой, – не страшно. Стреляли уже. Если внимательно смотрел, то у меня шрам через всю голову, вообще-то. Так же в упор стреляли. Только большевик какой-то неловкий попался, не пристрелил, – я чуть склонил голову, чтобы палачу лучше видно было. А затем посмотрел ему прямо в глаза. А он ведь ссыт! Вот ей-богу, боится, от того и злой как черт. Он думал, я тут кипятком писать буду, а мне пофиг уже, устал, год назад я бы в штаны навалил, а сейчас… – Стреляйте же, вы ведь только это и умеете, на передовой-то хоть раз бывали? – И он выстрелил. Но куда! Пуля прошла так близко к моей голове, точнее к уху, что, кажется, даже задела меня. Больно не было, скорее всего, не задела, но черт, это было страшно.
– А вы молодец! – вдруг услышал я и поднял глаза. Эсэсман уже убирал пистолет в кобуру и снимал перчатки. Протянув мне руку, уж не знаю для чего, тот улыбнулся. – Вы должны понимать нас, обер-лейтенант. Партизаны обнаглели всерьез, мало ли, вдруг они вас завербовали? Экспресс-допрос был попросту необходим. Да и столько развелось драпальщиков… То потеряли часть и ищут, то еще что-то. А у нас приказ, жесткое дознание и… Приношу наши извинения. – О как. Но я еще поиграю в эту игру, раз уж так вышло. Я слишком много пережил, чтобы вот так вдруг стать серой мышкой.
– Свои слова о сатисфакции я не заберу назад! – строго сказал я.
– Дуэли запрещены фюрером, вам ли этого не знать. Но если вы хотите, я к вашим услугам. Что предпочитаете?
– Кулачный поединок, – выдохнул я. – Только он может заставить одного человека уважать другого.
– Я к вашим услугам! – ухмыльнулся лейтенант. Он думает, что легко сломает забитого и почти расстрелянного солдата?
– Утром. Или вы рассчитывали побить меня прямо сейчас, не давая мне отдохнуть? – Его солдаты стояли рядом и все слышали. Если он не согласится на мои условия, потеряет авторитет.
– Хорошо, – кивнул лейтенант, – в восемь утра вас устроит?
– Вполне. |