Майя говорила мне об этом. Что Кир уже убивал. Я тогда ей не поверила.

Я не верила в его намерение убивать даже тогда, когда перед моими глазами мелькнули доказательства – воспоминания… Я знала, что он убил всех членов Организации, но я не верила, что он ХОТЕЛ это сделать.

Но сейчас, глядя на то, как спокойно он признаётся в том, что выкосил целый посёлок в восемь лет…

Постойте…

– Ты говоришь, что сделал это в восемь лет. Но в Организации ты с двенадцати, – я подняла на него глаза.

– Это в особняке я с двенадцати. А в Организации я с восьми лет, – сказал Кир.

– И где ты был четыре года? – медленно, словно боясь его ответа, спросила я.

– Там, где держат тех, кто особо опасен, – спокойно ответил Кир.

Я задержала дыхание. Так вот откуда он знает, для чего мы собраны в особняке – он говорил мне об этом в тот день, когда я увидела свой второй сон: мы нужны для того, чтобы отлавливать других уникумов – тех самых, что представляют собой угрозу для общества.

Он и был той самой угрозой!

Он не делал предположений о целях Организации; он знал об этом – изнутри…

Чёрт! В восемь лет оказаться в клетке… да ещё и прожить в ней целых четыре года…

Как он смог выбраться оттуда?.. Как смог доказать, что вменяем и способен приспосабливаться? Как смог вернуть себе здравый рассудок и при этом не раскрыть своего секрета?!

Он говорил, что не в силах был что-либо исправить, когда я спрашивала его об убийствах. Значит, эти убийства были совершены в состоянии аффекта или при каких-то определённых обстоятельствах, когда он не имел возможности поступить иначе. Чёрт, в восемь лет пройти через такое…

Теперь я понимаю, почему он сказал, что в особняке ему комфортно.

После клетки…

– Кто помог тебе выбраться оттуда? – едва слышно спросила я.

– Габи, – спокойно ответил Кир.

Так вот почему…

– Я доверяю ей, как доверяю тебе, – сказал темноволосый, вызывая у меня бурю эмоций.

Он доверяет мне. Он…

– Поэтому отвечу на все твои вопросы, несмотря на то, что речь шла только об одном, – в его глазах что-то изменилось, и я затаила дыхание, ожидая его следующих слов. – Те годы в карцере дали мне возможность хорошо подумать о жизни и её ценностях. Мне было восемь лет, но я очень хорошо понимал, что могу остаться в четырёх стенах до конца своей жизни… поэтому я тщательно продумал своё поведение: все возможные ответы на все возможные вопросы, каждую свою реакцию, каждый взгляд, каждый жест, – прежде чем решил, что пришло время добывать себе путь на свободу. Я запечатал все свои эмоции. Но мне не нужно сдерживаться, как Алексу, чтобы не убить кого-то во время использования своего дара – эта сила со мной постоянно; всё, что мне было нужно – это стать благонадёжным. За годы в камере я практически забыл, что такое общаться просто ради общения, – всё, что у меня было, это допросы и постоянные разговоры с психологом, потому, когда меня переселили в особняк, у меня не было потребности в дружбе с другими уникумами, как не было потребности в общении с ними в принципе. И их позицию «избегания» я принял так же – спокойно. Моя цель была достигнута: я выбрался из клетки в пространство, где была возможность переждать и подготовиться к новому рывку. А потом…

– А потом появилась я, и ты решил дать себе шанс сблизиться с кем-то, – закончила за него я, затем вновь поджала губы… и таки процедила сквозь зубы: – Вот только ты умалчиваешь, что потребность в сексе у тебя всё-таки была.