Я постарался как можно быстрее пройти по продуваемой ветром авеню и поместил сапфир в гостиничный сейф. После этого я поднялся к нам в люкс и съел похожий на дубинку бутерброд. Картофельным чипсам, поданным вместе с этим бутербродом, как мне показалось, не хватало той свежести и мягкости, которыми славятся картофельные чипсы в больших отелях Лос-Анджелеса. Но, кто знает, может, картофельные чипсы здесь на Востоке не являются такой уж важной частью жизни. Здесь, на Востоке, существуют скрипящие под ногами осенние листья, а это нечто такое, что большие отели Лос-Анджелеса вообще-то никогда не видели.

Когда я кончил есть сэндвич, уже почти пора было идти на пресс-конференцию Джилл. Поэтому я подошел к стенному шкафу и минуту-две разглядывал висящие в нем вещи, размышляя, стоит ли мне переодеваться или нет. Бармен действительно заставил меня осознать, что я приехал из Калифорнии, и я заподозрил, что меня выдала моя манера одеваться. К сожалению, ничего, поднимающего настроение, в стенном шкафу не висело – все, что у меня было, или, по крайней мере, все, что я привез сюда, было сшито из клетчатой ткани. Путешествие, совершенно неожиданно для меня, представило передо мною мой гардероб в абсолютно новом свете – все, что я носил, было сделано из клетчатых тканей. Здесь, сейчас, всего-то один единственный раз за последние несколько лет, когда мне было так необходимо одеться посолидней и поскромнее, ничего, кроме вот этих дурацких костюмов, у меня не было. В Лос-Анджелесе они вовсе не казались такими дурацкими, но в Нью-Йорке я смотреть на них не мог, хотя они и висели в шкафу.

После некоторых размышлений я решил, что лучший выход из этого положения – надеть пальто. К счастью, когда я укладывался, какие-то обрывки воспоминаний о том, что в Нью-Йорке бывает холодно, подсказали мне, что надо бы взять с собой пальто, и я положил его в чемодан. По крайней мере, оно-то было однотонным, а именно зеленым. Ему у меня было уже лет тридцать пять, не меньше. Это была своего рода реликвия, напоминавшая об одной неделе, проведенной в Чикаго, когда я какое-то время пытался снять фильм по книге Эптона Синклера «Джунгли». Правда, попытка эта ни к чему хорошему не привела. Проект так никуда и не попал, потому что у режиссера, хрупкого англичанина по имени Моррис Сетон, вдруг появился параноидный страх, что его запрут в мясном морозильнике. Веселые поляки, работавшие на бойне, которую мы использовали как декорации, без устали рассказывали истории про замерзших в морозильнике людей. И Моррис очень уж их наслушался. В результате он решил сменить декорации и снять фильм на берегу озера. Это настолько изменило замысел Эптона Синклера, что он стал угрожать подачей в суд. В те времена от проектов отказывались с легкостью, иногда с большей, иногда с меньшей. И тогда у меня едва-едва хватило времени на покупку пальто, потому что я почти тут же должен был снова мчаться в Лос-Анджелес.

Я это пальто так никогда и не надевал, а потому оно выглядело почти так же хорошо, как и в тот день, когда я принес его домой из магазина Маршалла Фильда. Я надел пальто и стряхнул прилипшие к нему частички моих седых кудрей, которые, в основном, были сконцентрированы в пушистые пучки над ушами и на затылке. Я решил, что в этом пальто я похож на режиссера из Центральной Европы. Даже сейчас очень многие из них доживают свой век в маленьких домиках где-нибудь недалеко от Мелроуз-авеню или бульвара Сепульведа. Пальто немножко прибавило мне уверенности в себе. Тем не менее, я постарался особенно не спешить по дороге к отелю «Плаза» и двигаться только под горевшими фонарями. Мне надо было беречь свою жизнь, мне совсем не хотелось, чтобы она оборвалась где-нибудь на Пятой авеню.

ГЛАВА 8

Несмотря на мое внешнее перевоплощение в режиссера из Центральной Европы, никто в отеле «Плаза» не бросился проводить меня на пресс-конференцию. Я спросил у нескольких посыльных, где она может происходить, но они довольно грубо отсылали меня к доске объявлений.