Первое известие о начале мятежа мы получили десять дней назад и, как ни странно, вовсе не от Латераны — на сей раз знающего все и обо всем барона Гленнора и его тайную службу неожиданно опередили. Об этой истории придется рассказать особо.

Тем утром в Тарантию приехал Просперо Пуантенский, доселе остававшийся в Гайарде и пытавшийся навести порядок в своем герцогстве. Впрочем, запретить фатаренские проповеди ему так и не удалось — бароны отказались изгнать еретиков, обосновав это решение тем, что «Совершенные» ведут чистый и скромный образ жизни и имеют большое влияние на умы простецов, а коли мужланы вступятся за подвергнутых гонениям жрецов, бунта не миновать. Пусть уж верят, во что хотят — учение пророка Мэниха никакими законами Аквилонии не запрещено, каждый вправе сам выбирать в какого бога веровать и каких проповедников слушать.

— …Ты спи пока, — Конан соскочил с супружеского ложа на самом рассвете и начал быстро одеваться. За дверью его ждал гвардеец-посыльный, сообщивший о прибытии Просперо. — Дженна, я поговорю с Леопардом и приду в малахитовую гостиную. Спи, еще слишком рано…

Дверь в спальню затворилась.

Ничего себе — рано! Сквозь ажурные решетки, прикрывавшие окна замка короны вовсю пробивались лучи солнца поднимавшегося над острыми крышами домов Тарантии. Я родилась в Пограничном королевстве, в большой семье уважаемого купца, и с детства усвоила непреложный закон — чем больше спишь, тем больше потеряешь.

Раз и навсегда привыкнув к самостоятельности, я не выношу назойливую прислугу. В отличие от сиятельной королевы Чабелы (между прочим, после войны Алого Камня мы с Чабелой стали близкими подругами), всегда окруженной шумной толпой камер-дам и служанок, я предпочитаю одеваться сама и готовить первый завтрак своими руками. Поэтому в личных покоях короля обустроена небольшая кухонька с запасом зелени, фруктов мяса и вина, а заодно и с удобным очагом.

Конан надо мной посмеивается и говорит, что между стряпухой и королевой существует огромная разница — по крайней мере старая поговорка гласит, что «королевам изменяют с кухарками, но никогда — с королевами». На этот пошлый намек я сразу ответила, что если я буду совмещать в себе достоинства и королевы, и кухарки, то его киммерийско-аквилонскому величеству вообще не придется изменять жене. Он и не изменяет, что странно: в прежние времена варвар блудил направо и налево. Умный Хальк Юсдаль, скорее всего прав, утверждая, что Конан меня любит. Впрочем, я и сама это знаю.

Я подогрела вдвое разведенного водой белого вина с пахучими травами и медом, растопила масло для булочек и порезала свиную ветчину. Отлично, голодной с утра не останусь. За завтраком просмотрела письма, доставленные с утра гонцами, особое внимание уделив депеше из Пограничья, от моей младшей сестры Сигню, которой два года назад был отправлен на воспитание младенец, рожденный некоей графиней Альбионой Каэтос — последствие неосмотрительности Конана. Разумеется, секрет происхождения ребенка сейчас известен лишь троим людям — настоятельнице митрианского монастыря, где удалившаяся от мира Альбиона родила мальчика, самому Конану и мне.