|
И даже более верное словцо для того существует, матерное, когда всерьез считается, что без начальственного окрика никто нормально работать не будет, с места не сдвинется. И среди шизофреников управленцев иногда, и довольно часто, именно за это — за умение глотку рвать — люди и ценятся! Умеешь — ори, правь! А что же подчиненные? А подчиненные гнусны и противны не менее, ибо все делается с их молчаливого одобрения. Согласен, что тебя матерком поливают, орут, ногами топочут? Этакий вот садомазохизм. Психиатр, психиатр каждому управленцу нужен, и чем скорее, тем лучше. Что же касаемо подчиненных, так называемых простых людей, то тут уж вообще помолчать лучше.
— Тут вот диванчик, можете отдохнуть с дороги… Поставив саквояж в угол, профессор уселся в кресло и, заговорщически подмигнув, произнес лишь одно слово, причем по-русски: — Ну? — Заметьте, не я это предложил! — засмеялся Александр, живенько вытаскивая из бара бутылку водки. Заранее порезанный лимончик, огурчики и все такое прочее уже стояли, дожидаясь, на столике — Саша хоть и в деревне давно жил, а совсем уж варваром не сделался, несмотря на висевший в гостиной меч. — О, — увидев водку, засмеялся гость. — У меня же есть кальвадос! — Кальвадос после бани выпьем… Ну, вздрогнули!
Часика через полтора, укрыв умаявшегося с дороги профессора клетчатым шотландским пледом, Александр смог наконец заняться баней. Включив насос, налил в баки воду, затопил, уселся на лавочку, глядя, как с потрескиванием занялись радостным огоньком дровишки. Ох, бывало, с Катькой парились… а потом — по зиме — в снег! Чу! Саша вдруг насторожился, привстал — почудилось, будто за воротами кричит кто-то. Показалось? Да нет… — Эй, дядя Саша! Ты дома? — Дома, дома. Как жизнь, парни? За воротами стояли двое местных подростков, из числа тех дачников, кои живут здесь аж до белых мух — город-то рядом. Один, лет шестнадцати, темненький, с едва пробивающимися усиками, держал в руке ведро, похоже с белой краской; другой, чуть младше, блондинчик, — матерчатую сумку. Оба были одеты одинаково — в спортивные штаны и мешковатые майки навыпуск. Младшего, кстати, Саша хорошо знал — это был Эдик, Катькин двоюродный братец. — Здорово, Эдик. Как мать? — Да ничего, спасибо. Дядь Саша, — парни переглянулись, — мы ведь это… вину закрасить пришли, вон и побелку взяли… Александр ухмыльнулся: — Вину, парни, вообще-то не закрашивают, а заглаживают, так и говорят. — Не, дядя Саша. Тут загладить никак, тут красить нужно. — Эдик виновато потупился, и разговор взял на себя его старший приятель. — Мы, дядь Саша, ночью вчера перепутали. Хотели в забор козлу тому попасть, да вот тебе в гараж угодили. — Случайно, дядь Саша. — А-а-а! — Александр наконец понял, что к чему. — Так это вы, значит, кляксу-то… Чем это, краской? — Навозом… — То-то я и чувствую — пахнет. — Так мы сейчас закрасим, вмиг! Эдька, доставай кисти… — Ладно. — Саша махнул рукой. — Красьте. Только громко не орите, у меня тут гость… спит. Отрядив подростков «закрашивать вину», молодой человек спустился в погреб, откуда раздобыл жбан с домашним кваском, принес в баню, поставил. Потом, чуть подумав, налил в большую кружку, угостил подростков: — Пейте, парни. Мало будет, я еще налью… Вообще-то зря он им налил. |
