Цена в пересчете составила примерно тридцать пять фунтов, и к дому прилагалось еще двадцать акров земли. Забегая вперед, следует сказать, что хранившейся дома у Джун накопленной суммы вполне хватало, но собраться с духом и сказать Бернарду о сделанном приобретении она сумела только на следующий вечер. К немалому ее удивлению, он даже не попытался выстроить против нее стену разумных аргументов в пользу необходимости сперва купить дом в Англии, не стал объяснять, что аморально владеть двумя домами, тогда как во всем мире огромное количество людей вообще лишены крова. На следующий год родилась Дженни, и в свой новый дом Джун вернулась только летом 1948 года, чтобы организовать его скромное, но необходимое переустройство. Семья росла, и вместе с ней для удовлетворения ее нужд вокруг разрастались пристройки все в том же местном стиле. В 1955 году родник загнали наконец в водопроводную трубу. В 1958-м провели электричество. Из года в год Джун подправляла террасы, проводила трубу от второго, меньшего по выходу воды, родника для полива насаженных ею же персиковых и оливковых садов и превращала в очаровательный, чисто английский лабиринт густые заросли самшита на склоне холма.

В 1951 году, после рождения третьего ребенка, Джун решила окончательно перебраться во Францию. Большую часть времени дети жили с ней, порой на несколько месяцев переезжали к отцу в Лондон. В 1957 году они ходили в местные школы в Сан-Жан-де-ла-Блакьер. В 1960-м Дженни пошла в лицей в Лодеве. Все свое детство младшие Тремейны, словно почтовые отправления, курсировали взад-вперед между Англией и Францией (в поездах их пасли добросердечные старушки-попутчицы или строгие дамы из «Всеобщих тетушек»), между родителями, которые никак не могли ни жить вместе, ни окончательно расстаться. Ибо Джун, уверовавшая в существование зла и Бога и отдававшая себе отчет, что ни то ни другое не совместимо с коммунизмом, обнаружила, что она не в состоянии ни перетянуть Бернарда на свою сторону, ни отпустить его восвояси. А он, в свою очередь, продолжал ее любить, но эта манера жить только для себя, забыв о какой бы то ни было социальной ответственности, бесила его.

Бернард вышел из партии и стал «голосом разума» во время Суэцкого кризиса. Его биография Насера имела успех, и вскоре после этого он начал привыкать к роли энергичного и открытого для полемики радикала в дискуссионных программах Би-би-си. Он выставил свою кандидатуру от лейбористской партии на дополнительных выборах 1961 года и проиграл — но с честью. В 1964 году он предпринял еще одну попытку, на сей раз удачную. Примерно в эту пору Дженни поступила в университет, и Джун, опасаясь, что Бернард имеет на дочь слишком большое влияние, написала ей во время первого же семестра одно из тех старомодных, напичканных советами писем, какие родители пишут иногда своим взрослеющим детям. Джун заявила, что не верит в абстрактные принципы, в соответствии с которыми «упертые интеллектуалы пытаются инженерными методами управлять социальными процессами». Единственное, во что она верит, объяснила она Дженни, так это в «краткосрочные, практически ориентированные, достижимые цели». «Всякий человек, — писала она, — должен принять на себя ответственность за свою собственную жизнь и пытаться сделать ее лучше, в первую очередь с духовной, а по мере необходимости — и с материальной точки зрения. Мне плевать на то, какие у человека политические убеждения. С моей точки зрения, Хью Уолл (коллега Бернарда по лейбористской партии), которого в прошлом году я видела на званом обеде в Лондоне и который весь вечер не давал никому из сидящих за столом даже слова вставить, ничуть не лучше тех тиранов, которых он так любит клеймить позором…»

За свою жизнь Джун опубликовала три книги. В середине пятидесятых вышла «Мистическая грация: избранные произведения св. Терезы Авильской». Десятью годами позже «Дикорастущие цветы Лангедока», и еще через два года небольшое практическое руководство «Десять медитаций».