Пальцы шевельнулись в определенном порядке, и разорванная сеть упала на пол.

Гвенда зарычала, а Дарлин… Дарлин на мгновенье растерялся, плохо понимая, что чувствует: злость или восхищение. Я видела борьбу чувств в черных глазах. И это бесило. До дыма из ушей. Я не его «создание». Да, он создал меня. Магически. Но не воспитывал, не растил, не учил отличать плохое от хорошего, любить и ненавидеть. Хотя… в последнем он, правда, преуспел.

— Поставь на место эту выскочку! — потребовала Гвенда.

Дарлин подчинился. В меня снова полетела сеть. Но рассыпалась по дороге. В прах.

Я ощущала прикованные к себе взгляды: друзей, Уэлбрука, леди Филомены. Все не верили глазам. Да и ушам, пожалуй, тоже. Ведь мы во всеуслышание заявили о «родстве». И всё же именно это давало надежду. Надежду, что я способна противостоять Дарлину.

— Ты всерьез думаешь, что сможешь долго сопротивляться? — спросил он.

Я не отвечала. Нет, язвительные замечания не закончились. Этого добра у меня всегда в избытке. «Пробился» Урсул, который почему-то не спешил мне на помощь. Показал творящееся в лунной башне. Полуцветы поголовно лежали на полу без движения. Не мёртвые. По крайней мере, пока. Просто без сознания. От них в стену уходил витиеватый дымок. Самых немыслимых цветов и оттенков. Как глаза сломанных магов. Сердце Гвендарлин лечилось, передавая энергию всему замку. Урсул посмотрел на окно, из которого выбросилась Маргарита. Всепоглощающая тьма за ним растворялась. С трудом, но различались очертания деревьев, скал и моря. Мы не вернулись в реальный мир, но были в пути. Главное, чтобы ведьмы, что сейчас летали над башней, не останавливали обряд, а у полуцветов хватило сил…

У Гвендарлин появился шанс на спасение. А как насчет меня? Эмилио, Дитрих и Юмми?

Дарлин повторил вопрос.

Я пожала плечами.

— Добровольно идти на заклание глупо, не считаешь?

— Хороший ответ. Но упрямство не поможет.

За спиной Дарлина с тяжким вздохом поднялась Гвенда. А он с гадкой улыбочкой шагнул ко мне. Никаких больше сетей. Нас ждало иное противостояние. Я прочла первое пришедшее в голову заклятье на мертвом языке, но Дарлин легко разбил летящие в него острые кристаллы льда. Мгновение, и он впечатал меня в стену. Сильные руки сомкнулись на шее. Не душили. Просто держали. Но так, что не шевельнешься.

— Давай же! — крикнула Гвенда.

Боковым зрением я различила движение в дверях. Там, будто бабочка об стекло, билась призрачная Маргарита. Билась, но не могла переступить порог.

— А вот и мама пожаловала, — усмехнулся Дарлин. — Никак не угомонится. А я то надеялся, что убив ее пятнадцать лет назад, наконец избавлюсь. Но сегодня она зря старается. Я зачаровал зал. Марго здесь нечего делать. Тебе же, дорогая Лилит, пора исполнить предназначение, ради которого ты появилась на свет.

Слёзы жгли глаза. Слёзы злости и обиды. Умирать поверженной гадко. А еще омерзительнее умирать от рук собственного отца. Отца, который подписал смертный приговор еще до рождения. Позволил существовать, но лишь для того, чтобы принести в жертву ради любимой женщины. Только Гвенда имела для него значение. Она одна.

— Давай же! Не тяни!

Это приказала она. Любимая и единственная.

— Приготовься, — велел ей Дарлин в ответ.

Одна его рука продолжала сжимать мою шею. Вторая ловко чертила в воздухе незнакомые знаки. Губы шептали заклятье, больше похожее на молитву. На мертвом языке. Я понимала смысл, но не хотела вслушиваться. Меня — мою душу! — изгоняли из тела. Вытягивали из него, как болезнь. Очищали сосуд для другой души.

В глазах темнело, я ощущала, как… истончаюсь.