Изменить размер шрифта - +
Тревожно заныло сердце. Заволновавшись, он слишком резко включил центры сверхчувствования, объединяющего пространствовидение, многодиапазонный — от сверхдлинных радиоволн до жесткого рентгена — слух, осязание полей и тончайших колебаний вакуума, обоняние любых комбинаций атомов и молекул — в одно общее, объясняющее суть вещей чувство-понимание, вынесшее его за пределы Солнечной системы. Отозвалось лишь поле связи интрасенсов, которые чуть ли не мгновенно обнаружили появление мощнейшего биопотенциала и попытались объединенными усилиями идентифицировать личность. Купава не отозвалась и на этот раз, а Мальгину после сжатия в нормальную пси-сферу пришлось наводить порядок в квартире: взрывное выделение энергии в блин раскатало мебель по стенам и изменило структуру стен.

Поразмыслив, не улетела ли Купава куда-нибудь к звездам, хирург принялся обзванивать знакомых и друзей: хотя слово «обзванивать» не совсем подходило к тому, чем он занимался. Не прибегая к мощным резонансам природной среды, он нащупывал линии коммуникации, ведущие в квартиры или в рабочие модули, подключался к инкам или «домовым» и за несколько секунд узнавал новости.

Аристарх Железовский после приключений на Меркурии и в «черном социуме» Чернобыля лечился в Болгарии, у Забавы Бояновой. Подключение Мальгина он почувствовал, но сообразить, что это такое, не успел — Клим оборвал связь. Он был искренне рад, что этот гигант выдержал испытания и не собирался отступать от своих замыслов.

Игнат Ромашин отыскался в экспертном отделе управления, где готовился к походу в орилоунское метро, не ведая, что сделать это уже невозможно.

Джума Хан дежурил в обойме подстраховки над «сферой Сабатини» и время от времени звонил Ромашину.

Похоже, что они нашли общий язык и общие интересы, подумал Клим. Интересно, как у него с Карой? Звонит он ей хотя бы или нет?

Проверять эту мысль Мальгин, однако, не стал. Карой Чокой он нашел дома в кругу подруг. Выглядела она великолепно, в беседе была остроумна и весела, а что крылось за этой веселостью, выяснять не хотелось. Но что-то она, вероятно, почуяла, когда Мальгин смотрел на нее глазами «домового», потому что вдруг во время разговора прервала фразу и оглянулась, и глаза ее стали огромными и черными.

Заглянул Мальгин и в институт, поговорив с Гиппократом и выяснив все решаемые в институте проблемы. Его не удивило, что лечкорпус института полон пациентов, зато поразило повышение Ивана Зарембы: молодой хирург исполнял обязанности заведующего отделением, по-хозяйски заняв кабинет Мальгина и увлеченно трудясь над теорией, которую до этого разрабатывал Клим. Он не особенно взволновался, когда Мальгин заговорил с ним через КПР киб-секретаря, представ в виде «черного человека».

— Клим, это ты? — спросил он, щурясь от смены освещения. — Не притворяйся, я же вижу, что это ты.

— То есть как? — опешил Мальгин.

— Да нет, я в переносном смысле, — замахал руками Заремба. — А что, это в самом деле ты? Смотри какой я нюхач!

Мальгин не выдержал и засмеялся.

— Ох, Иван, как был — святая простота, так и остался. Что же это ты без спроса взялся за мою тему? Гиппократа загонял. Хочешь войти в историю?

— А кто не хочет? — заулыбался молодой нейрохирург, не услышав в голосе Мальгина грозных ноток. — Но я в общем-то тебе не соперник, катет не может быть больше гипотенузы.

— Что?

— Так говорит один мой знакомый математик. Ты гипотенуза, я катет. Понятно? Я тут у тебя ничего не трогал, не стирал, интересно просто повозиться с материалом. Хотя, — Заремба почесал в затылке, — кое-что мне тут непонятно.

— Читай информатуру. — Клим улыбнулся. — Может, и станешь гипотенузой.

Быстрый переход