Изменить размер шрифта - +

Джуди начинает громко стонать, мотает головой из стороны в сторону. С ее губ вновь слетают бессмысленные слова.

Большинство просто невозможно разобрать, но два мы улавливаем: «аббала» и «горг».

Внезапно она открывает глаза. В золотистом свете, которым наполняет кухню утреннее солнце, они у нее яркой, насыщенной синевы.

— Тай! — ахает она, и ее ноги конвульсивно дергаются. Она смотрит на часы над плитой: двенадцать минут десятого. В голове у нее все перемешалось, как часто случается, если человек засыпает очень глубоко, но спит недолго и пробуждается как от толчка. Сон, вроде бы даже и не кошмар, тянется за ней и в реальный мир: мужчины в соломенных шляпах, надвинутых на лоб, чтобы скрыть лица, вышагивают на длинных ногах в ботинках с круглыми мысками. Какой-то город… Милуоки? Чикаго?., на фоне зловещего оранжевого неба. Саундтрек сна «Кинг Портер Штомп» в исполнении оркестра Бенни Гудмана.

Эту мелодию всегда слушал ее отец, пропустив пару стаканчиков. От сна остаются ощущения ужаса и горя: что-то страшное уже случилось, но худшее еще впереди.

Облегчения, которое обычно испытывают люди, пробудившись от дурного сна, нет и в помине, облегчения, которое испытывала она сама, когда была молодой и… и…

— И психически нормальной, — говорит она хриплым спросонья голосом. — «Кинг Портер Штомп». Для нее эта мелодия всегда звучала как музыка из старых мультфильмов, где мыши в белых перчатках с невероятной скоростью забегали в норы и выбегали из них. Однажды, когда отец танцевал с ней под эту мелодию, она почувствовала, как что-то твердое уперлось в нее.

Что-то твердое в его штанах. После этого, когда он ставил на проигрыватель пластинку с танцевальной музыкой, она старалась поскорее выйти из гостиной, а то и из дома.

— Хватит, — хрипит она. Это голос вороны, и она понимает, что видела ворону во сне. Конечно, видела. Эта ворона — Горг.

— Горг означает смерть, — говорит она и, не осознавая этого, облизывает верхнюю губу. Ее язык вылезает все дальше, теплый, мягкий, успокаивающий. — Там горг означает смерть. Там, в…

Слово, которое она не произносит, — Запределье. Прежде чем успевает его произнести, видит на кухонном столе то, чего там не было раньше. Это плетеная корзинка с крышкой. Из нее доносится низкий, усыпляющий звук.

У Джуди начинает сосать под ложечкой. Страх заползает в сердце. Она знает, что это за корзинка. В таких рыбаки носят свой улов.

В эти дни по Френч-Лэндингу бродит рыбак. Плохой рыбак.

— Тай? — зовет она, но, конечно же, ей не отвечают. В доме никого нет, кроме нее. Фред на работе, Тай гуляет. Само собой.

Середина июля, разгар летних каникул, и Тай катается по городу на велосипеде, занимается всем тем, чем положено заниматься мальчишкам в бесконечный летний день. И он не один. Фред наказал ему держаться с друзьями, пока Рыбака не поймали, по крайней мере пока не поймали. И она сказала ему то же самое.

Джуди не питает особой любви к Эбби Уэкслеру (так же, как и к юным Мецгеру и Ренникеру), но сейчас главное — безопасность. Тай, конечно, в такой компании не станет умнее, но по крайней мере…

— По крайней мере будет в безопасности, — все тот же голос вороны Горг. Однако плетеная рыбацкая корзина, появившаяся на кухонном столе, пока она спала, вроде бы говорит об обратном, отрицает всю концепцию безопасности. Откуда она взялась? И что на ней белеет?

— Записка, — говорит она и встает. Как лунатик, пересекает небольшой участок пола между креслом-качалкой и столом. Записка — сложенный листок бумаги. Поперек надпись: «Сладкая Джуди Синеглазка». В колледже так звал ее один ухажер, до того, как она познакомилась с Фредом.

Быстрый переход