– Приди ко мне, любимый, приди ко мне. Забери меня туда, где мы будем одни, совсем одни. Я отдамся тебе, я буду твоей рабыней. Повелевай мной, делай со мной что пожелаешь.

Норману хотелось расхохотаться, однако на сердце у него было неспокойно. Конечно, приятно выслушивать такие признания, но все-таки в звонке было что-то от розыгрыша. Может, кому-то вздумалось пошутить?

– Милый, я лежу на диване и говорю с тобой, и на мне нет никакой одежды. Рядом с моей кроватью стоит лампа с розовым абажуром. О, забери меня с собой на необитаемый тропический остров. Мы там будем любить друг друга. Я укушу тебя, ты укусишь меня, а потом мы бросимся в море, залитое лунным светом, а вокруг по воде будут плавать белые лепестки…

Конечно, шутка, иного просто быть не может, решил он с полуосознанным сожалением. Неожиданно он догадался, кто способен разыгрывать его таким образом.

– Приди же, Норман, приди и забери меня во тьму, – продолжал сладострастный голос.

– Ладно, приду, – ответил он. – А когда мы отзанимаемся любовью, я включу свет и спрошу: «Мона Ателл, тебе не стыдно?»

– Мона? – взвизгнул голос. – Ты сказал – «Мона»?

– Ну да, – усмехнулся Норман. – Ты единственная актриса, единственная женщина, которую я знаю, способная изобразить столь знойный темперамент. А как бы ты поступила, если бы трубку сняла Тэнси? Начала бы подражать Хамфри Богарту? Как там Нью-Йорк? Гуляете? Что пьем?

– Пьем? Норман, ты не узнал меня?

– Конечно узнал. Ты Мона Ателл. – Однако он засомневался. Затянутые шутки были отнюдь не во вкусе Моны. К тому же голос в трубке, который он точно слышал раньше, делался все выше и выше.

– Значит, ты действительно не узнаешь меня?

– Боюсь, что нет, – ответил он довольно резко, в тон вопросу.

– В самом деле?

Норман почувствовал, что эти три слова предвещают бурю, но ему надоело сдерживать себя.

– Нет! – бросил он.

И едва не оглох от раздавшегося на том конце провода истошного вопля:

– Ах ты, дрянь! Мерзавец! После всего, что ты сделал со мной! Значит, не ты изводил меня, не ты раздевал меня взглядом?

– Послушайте…

– Знойный темперамент! Да ты… паршивый учителишка! Ступай к своей Моне! Ступай к своей задаваке-жене! Чтоб вам всем троим жариться в аду на сковородке!

Услышав короткие гудки, Тотем, с интересом внимавший разговору, отвернулся. Криво улыбаясь, Норман положил трубку. Вот тебе и безмятежная профессорская жизнь! Он попытался определить, кто из знакомых женщин может сгорать от любви к нему, но ничего не достиг. Пожалуй, мысль насчет Моны Ателл была вполне здравой. Мона не задумалась бы позвонить из Нью-Йорка, если бы ей взбрело в голову разыграть Сейлоров. Она обожала подобные развлечения, особенно на вечеринках после представления.

Однако шутки свои она обычно заканчивала по-иному. Ей нужно было, чтобы смеялись все.

Может статься, объявился другой шутник.

А вдруг это не шутка… Норман пожал плечами. Сущий бред! Надо рассказать Тэнси, повеселить ее. Он направился в спальню.

У двери в комнату он застыл как вкопанный. Лишь сейчас к нему вернулась память о том, что случилось днем. За звонками он начисто позабыл о переполохе, который сам и устроил.

Он поглядел на телефон. В доме было очень тихо.

Внезапно у него мелькнула мысль, что, если вдуматься, эти два звонка в столь поздний час – нечто большее, чем простое совпадение.

Впрочем, ученый должен придерживаться фактов.

Тэнси крепко спала.

Он потушил свет в холле и лег в постель.