– Впрочем, он тут же спохватился и вновь заговорил наставительно, как учитель с учеником: – Но сдается мне, ты уверовала в то, что твое колдовство действует, лишь после моей стычки с Поллардом по поводу сексуального образования, которая обошлась для меня без последствий, и в особенности после того, как моя книга в тысяча девятьсот тридцать первом году получила хорошую прессу.
– Верно.
Норман откинулся на подушки.
– Господи, – пробормотал он.
– Что с тобой, милый? Надеюсь, ты не думаешь, что я пытаюсь отнять у тебя частичку твоей славы?
– Господи боже, нет. – Смешок Нормана больше походил на всхлип. – Но… – Он запнулся. – Ладно, раз так, начинай с тысяча девятьсот тридцатого.
* * *
20 часов 58 минут. Норман протянул руку, включил свет и сощурил глаза. Тэнси наклонила голову.
Норман встал и потер тыльную часть шеи.
– Меня беспокоит то, – сказал он, – что постепенно ты стала полагаться на колдовство во всем и не предпринимала ничего, вернее, не позволяла мне что-либо предпринимать, без подходящих к случаю защитных заклинаний. Это напоминает мне…
Он собирался сказать «разновидность шизофрении», но вовремя остановился.
– Я даже поменяла все «молнии» на крючки, – хрипло прошептала Тэнси, – ведь считается, что они ловят злых духов. А зеркальные украшения на моих шляпках, сумочках, платьях – ты догадался правильно, это тибетское средство от сглаза и порчи.
Норман подошел к жене:
– Послушай, Тэнси, но почему?
– Разве я не объяснила?
– Да нет, почему ты продолжала заниматься этим год за годом, если, как ты только что призналась, сомневалась в действенности своих усилий? Я никак не ожидал от тебя такого…
Тэнси призадумалась.
– Знаю, ты назовешь меня романтичной дурочкой, но я убеждена, что женщины первобытнее мужчин, ближе, чем они, к древним верованиям, – проговорила она. – И потом, я с детства была впечатлительной. Ведал бы ты, какие диковинные фантазии порождали во мне проповеди моего отца, истории, которые рассказывали нам старые дамы…
Вот вам и сельские священники, мысленно простонал Норман. Вот вам пуританская и рассудительная глубинка!
– В общем, много было всего. Если хочешь, я исповедуюсь перед тобой, но рассказ будет недолгим.
– Хорошо, – согласился он, – только давай попутно перекусим.
* * *
21 час 17 минут. Они сидели лицом к лицу в веселой красно-белой кухне. На столе лежали нетронутые сэндвичи, чашки остывшего черного кофе были наполовину пустыми. Супруги словно поменялись ролями. Теперь Норман отворачивался, а Тэнси пристально глядела на него.
– Так что же, Норман, – промолвила она наконец, – по-твоему, я сошла или схожу с ума?
Именно такой вопрос ему и требовался.
– Нет, – ответил он, – хотя одному лишь богу известно, что подумал бы посторонний, узнай он то, что ты выложила мне. Нет, ты не сумасшедшая, однако, как и все мы, страдаешь неврозом. И твой невроз приобрел весьма необычную форму.
Осознав вдруг, что голоден, он взял с тарелки сэндвич, с минуту обкусывал его со всех сторон, а потом решительно вгрызся в самую середину.
– Понимаешь, у всякого человека имеются собственные ритуалы и обряды, те привычные способы, какими мы едим, пьем, спим и моемся в ванной. Мы едва догадываемся о них, тогда как они, если их проанализировать, наверняка показались бы нам бессмысленными причудами. |