Специй такое множество, что впору заподозрить, будто твоя десятилетняя жена пыталась сварить тебя. Не собиралась? Нюхом чую волдырь у тебя на спине справа, как раз там, куда она лила кипящую воду и ошпарила тебя. Все боги свидетели, она точно собиралась сварить тебя. Ты ей врезал, само собой, крепко, по губам. Ты и прежде приносил на себе ее кровь.
Что там у нас произошло следом? После того как стражники отдубасили меня по затылку, но до того, как меня сюда приволокли. Значит, было дело: я душил тебя, пока ты едва не сдох. Было дело, когда стражникам пришлось по щекам тебя хлестать, как накурившегося опиумом придурка в мужском логове любителей вызвать духов. Не спрашивай меня больше про Миту.
Еще одно. Когда вы перевезли меня в Нигики? До города этого почти день скакать от узилища, где меня в последний раз держали. Нюхом чую соляные копи, в какую сторону ни повернусь. Меня ночью перевозили? Что за странное зелье держало меня во сне? Я заметил, что ты не говоришь «нет», когда я упоминаю Нигики. Народ болтает, что тюрьма в Нигики роскошней дворца в Конгоре, только этот народ никогда в этой тюрьме не сидел. Ее вы тоже перевезли или одного только своего дорогого, неподступного Следопыта?
В последний раз я в этом городе тоже в цепях был. Как не рассказать тебе эту историю!
Позволил я себе быть проданным одному дворянину в Нигики, ведь раб все-таки ел четыре раза на день, собственного ума никак не имел и жил во дворце. Так почему б и не побыть рабом? А в любое время, как по свободе затоскую, возьму да попросту убью своего хозяина. Только к этому дворянину слух склонял сам ваш безумный Король. Я узнал, потому как он каждому о том рассказывал, кто был слушать готов. А раз уж я ввязался в новую забаву – полное раболепие перед другим, – то и оказался среди тех, кому он рассказал. В южных королевствах рабов перепродавать нельзя, тем более в Нигики, но мой хозяин это сделал и тем определил свою судьбу.
Иногда рабы оказывались свободнорожденными и украденными.
Хозяин был трусом и вором, он порол свою жену по ночам и колотил ее днем – чтоб рабы видели, мол, превыше него нет ни мужчины, ни женщины. Как-то, когда его не было, я сказал ей: будет на то воля хозяйки, так у меня есть пять конечностей, десять пальцев, один язык и две дыры, и все к ее услугам. Она сказала, что от меня несет, как от кабана, но я, может, единственный в Нигики мужчина, кто не пропах солью. Она сказала, что слышала кое-что про мужчин с севера, про то, что вытворяют они с женщинами своими губами и языком. Я пошуровал в пяти ее одеждах, добрался до ее коу, потом распластал в обе стороны губы ее срамные, потом метнул языком прямо в маленькую душу, какая глубоко сидела у той женщины и какую мы, ку, считаем потаенным мальчиком, какого вырезать нужно, но какая на самом деле превыше всяких мальчиков-девочек. Шуму от хозяйки было больше, чем когда ее пороли, но поскольку я под ее одеждами был спрятан, рабыни думали, будто она порку вспоминает, либо бог урожая ее к небесам возносит.
Никогда она не позволяла мне засунуть в нее хоть что-то, кроме языка, такая уж повадка у хозяек.
– Как можно возлечь с кабаном? – говаривала она.
Не терпится узнать, чем это кончилось? Не терпится узнать, не раздвигал ли я когда моря ее одежд да и драл ее безо всякого спроса, ведь вы, южные лорды, именно так и поступаете. Или ты дождаться не можешь момента, когда я убью ее мужа, ведь разве все мои сказания не кончаются кровью?
Вскоре я сказал дворянину, что еще и луны не прошло, а мне уже наскучило быть рабом. Даже жестокость твоя любопытства не вызывает. Я попрощался, изобразил губами и языком обидное «пфр-р» в лицо хозяйке и пошел себе.
Да, так я и ушел.
Ладно, ладно, раз уж тебе дознаться приспичило. Ну да, шлепнул я плашмя дворянина по затылку мечом нгомбе, заставил одного раба насрать ему в рот и обвязал ему голову веревкой так, чтоб челюсть не открыть. |