Их власть простиралась на империю зла, не имевшую соперников даже в аду. Рассказал о Десяти Взятых (одним из которых был Душелов), десяти великих волшебниках и волшебницах, полубогах в своем могуществе, которых Властелин одолел и вынудил служить себе. Поведал о Белой Розе, женщине-генерале, сумевшей победить империю, но у которой не хватило сил уничтожить Властелина, Госпожу и Десятерых. Она смогла лишь замуровать их где-то на севере в заколдованном кургане.
– А теперь, выходит, они вновь ожили, – заключил я. – Они правят северной империей. Должно быть, Тамтам и Одноглазый подозревали… А мы поступили к ним на службу.
– Взятые, – процедил Капитан. – Как форвалака.
Тварь завизжала и бросилась на прутья клетки. Над туманной палубой пронесся смех Душелова.
– Взятые Взятыми, – согласился я. – Пакостное сравнение. – Чем больше старинных легенд всплывало у меня в памяти, тем сильнее меня колотила нервная дрожь.
Капитан вздохнул и уставился в туман, за которым нас ждала новая земля. Одноглазый не отрывал ненавидящего взгляда от твари в клетке. Я попытался увести его, он вырвался.
– Подожди, Костоправ. Мне нужно это обдумать.
– Что обдумать?
– Тамтама убила другая тварь. На этой нет шрамов от ран, которые мы нанесли.
Я медленно повернулся и посмотрел на посланника. Он вновь рассмеялся, глядя на нас.
Одноглазый ни о чем не догадался. А я ему ничего не сказал. Нам и так хватало неприятностей.
Ворон
Он помахал кружкой, иначе служанка его не поняла бы – он отказался учить языки северян.
– Ты уже надрался, – заметил я.
– Какая проницательность. Вы заметили, господа? Костоправ, наш уважаемый знаток искусств духовных и медицинских, настолько сведущ в них, что заметил мою нетрезвость, – объявил он заплетающимся языком, то и дело рыгая, и обвел слушателей угрюмо-серьезным взглядом, который по силам изобразить лишь пьяному.
Служанка принесла новый кувшин для него и бутылку для Молчуна, тоже готового принять новую порцию полюбившегося именно ему яда. Он пристрастился к кислому вину из Берилла, которое превосходно соответствовало его характеру. Деньги перешли из рук в руки.
За столом нас было семеро. Мы сидели опустив головы, потому что в заведении было полно моряков, а чужаков и иностранцев вроде нас всегда бьют в первую очередь, когда начинается драка. Если не принимать в расчет Одноглазого, мы предпочитали драться тогда, когда нам за это платят.
В уличную дверь просунулась уродливая физиономия Ростовщика. Он прищурился, глаза-бусинки забегали по сторонам и отыскали нас.
Ростовщик. Его назвали так потому, что он обдирает Отряд как липку. Имя ему не нравится, но он сам говорит, что любое имя лучше прозвища, которым его одарили родители-крестьяне: Сахарная Свекла.
– Эй! Да это же Сладкая Свеколка! – взревел Одноглазый. – Вали сюда, конфетка. Одноглазый угощает. Он слишком пьян, чтобы найти деньгам лучшее применение. – Одноглазый не соврал. Когда он трезв, то выцыганить у него монетку труднее, чем растянуть воротник из высохшей сыромятной кожи.
Ростовщик подмигнул и по привычке украдкой огляделся.
– Парни, вас зовет Капитан.
Мы переглянулись. Одноглазый притих. Последнее время мы почти не видели Капитана – он постоянно крутился среди шишек Имперской армии.
Ильмо и Лейтенант встали из-за стола. Я последовал их примеру и направился к Ростовщику.
Нас остановил вопль хозяина. Служанка тут же бросилась к двери и заслонила выход. Из задней комнаты, сотрясая пол, вышел верзила с тупой рожей. В каждой похожей на окорок руке он держал внушительную узловатую дубину. Вид у него был почему-то смущенный. |