|
Харамис знала, что их звали виспи, но рувендиане никогда не встречались с этим народом. Дальше к востоку, где горный хребет рассекало глубокое ущелье, пробитое в скалах бурным Виспаром, издавна размещались сторожевые заставы. Служившие на них воины рассказывали, что неуловимые виспи появлялись на поверхности земли только в светлые лунные ночи и только для того, чтобы отметить праздник свежевыпавшего снега. Все истории, связанные с горными оддлингами, поражали воображение свойственной этим дикарям – действительной или выдуманной? – жестокостью. Их называли демонами мороза и тумана, которые во время снежных бурь якобы любят подглядывать за несчастными путниками. Горе тому, кому доведется испытать на себе их зловещий взгляд, – тогда спасения не жди! На фоне этих жутких рассказов как‑то особенно странно выглядели деловые связи, оживленная торговля, которую рувендиане вели с этими племенами через посредничество уйзгу. Товары у виспи были отменного качества – драгоценные камни, слитки благородных металлов. Глядя на эти прекрасные изделия, разложенные на прилавках купцов‑ниссомов, перекупивших их у уйзгу, трудно было поверить в злые чары горного народа, тем более, что в обмен виспи с великой охотой брали съестные припасы, шерстяные ткани, домашних животных – даже таких, как фрониалы и волумниалы. И все же ничего вразумительного об этом племени никто поведать не мог – разве что те несчастные солдаты лаборнокской армии, которая, если верить древним преданиям, несколько веков назад пыталась овладеть Рувендой. Но кто их, сгинувших в ущельях, замерзших в снегах, мог услышать?
Солнце теперь слепяще отражалось в окнах открытой воды на болоте, в мелких речушках, густо избороздивших расстилавшуюся внизу равнину, называемую Золотыми Топями. Кое‑где сверху просматривались наезженные пути, проложенные по болотам, – это, по‑видимому, были главные торговые артерии, по которым уйзгу добирались до подножия Охоганских гор. Затем, после нескольких часов полета – все это время они следовали вдоль какой‑то широкой реки, – земля приобрела заметный бурый налет, обсохла, и сплошь потянулись пологие холмы, леса с незнакомыми принцессе деревьями. В седловинах и распадках скапливалась вода, и эти частые озерца и густо заросшие травой болотца отражали и дробили солнечные лучи, так что равнина внизу казалась усыпанной драгоценными камнями. Между тем ламмергейеры изменили направление полета и широкими кругами начали снижаться. Невдалеке от полноводной речной протоки отчетливо рисовались развалины, плотно прикрытые кронами деревьев. Остатки стен, арок, обвалившихся куполов были увиты ползучими растениями. От руин веяло тайной, печалью… Харамис, в отличие от Кадии, никогда не испытывала азарта первооткрывателя, и посещение подобных романтических уголков у нее ничего, кроме неприятного ожидания беды, не вызывало. Ее внимание привлекали всякие загадочные механизмы, непонятные предметы, которые находили среди заброшенных древних строений. У нее было несколько подобных игрушек – маленький ящичек, сам по себе наигрывавший несколько приятных мелодий (его для этого просто следовало положить набок), некое пишущее приспособление, в котором, казалось, никогда не иссякали чернила; таинственный браслет, необыкновенно тяжелый, изготовленный из неизвестного белого вещества. Не дерево, не кость, не камень… Исчезнувшие, несомненно, владели какой‑то загадочной силой, но секрет управления ею был утерян давным‑давно. Разве что Великая Волшебница обладала, по крайней мере, частью утраченных знаний, что она доказала в день рождения принцесс. Харамис схватила амулет, подняла голову. – Великий Бог и вы, Владыки воздуха, помогите мне не впасть в заблуждение, оберегите от обмана. Лучше погибнуть, чем поддаться чужой воле, утратить ясность разума. И умереть я не имею права… О, Боже, и вы, Владыки воздуха, не оставьте меня в трудную минуту! Птицы уже не взмахивали крыльями, а медленно парили, снижаясь, держа курс на каменную башню, стены которой были сплошь покрыты вьюном. |
