— И сейчас, когда с этих людей сняты подозрения…
— Подозрения должны лечь на истинного виновника, — сказал Бутлер.
— Что ты хочешь сказать? — нахмурился премьер, а четверо гостей недоуменно переглянулись.
— Видите ли, — продолжал Бутлер, обращаясь ко всем присутствующим, — когда в моем сознании объединились эти два факта — о том, что Кацор готовил кофе для тебя, господин Садэ, и о том, что цианид не разбирает сортов, — я понял, насколько ошибался…
— В чем? — спросил министр Полански.
— Очень хотелось спать, но я заставил себя проснуться и сел к компьютеру. Через минуту я знал, кто убийца.
Пять пар глаз смотрели на комиссара, пять человек поставили на стол свои чашечки.
— Ты хочешь сказать… — неуверенно проговорил Полански.
— Я задал компьютеру вопрос, — комиссар говорил, не глядя на собеседников, — не могло ли убийство произойти значительно раньше. Меня ведь все время мучило это противоречие: в тот день у гостей Шая не было возможности его отравить, а во время предыдущих встреч была масса возможностей, но не было причины.
— Не понимаю, — заявил Кудрин. — Что значит — значительно раньше? Шай был жив, когда мы…
— Нет, — покачал головой комиссар. — Фактически он был уже мертв.
— Что за бред! — воскликнул Астлунг.
— Ты тоже считаешь это бредом, господин Садэ? — повернулся к премьеру Бутлер. — Я имею в виду биконол Штайлера…
— Я… — начал премьер. Он смотрел в глаза комиссару, ладони его, лежавшие на столе, нервно подрагивали. Бутлер молчал. Молчали и остальные, ровно ничего не понимая в этой дуэли взглядов.
— Ты ничего не сможешь доказать, — сказал наконец премьер.
— Не смогу, — немедленно согласился Бутлер и облегченно вздохнул. — Единственное, чего я бы хотел здесь и сейчас — услышать, что ты, господин Садэ, согласен с моей версией. Эти господа будут свидетелями, с меня этого достаточно.
Премьер встал и отошел к окну.
— Я расскажу все сам, — сказал он, не оборачиваясь. — Ты можешь оказаться неточен в деталях, а я бы не хотел неясностей, раз уж приходится…
Он вернулся к столу, сел и налил себе вторую чашечку кофе. Руки его больше не дрожали.
— Шай Кацор был негодяем, — сказал Садэ. — И все вы, господа, со мной согласитесь. Тебя, Бени, он бросил на поле боя. Тебя, Рони, он предал на последних выборах. Вам двоим он тоже насолил, оставив память на всю жизнь. Но мы общались с ним — в политике приходится делать вещи, которые не позволишь себе в обыденной жизни… Я с ним столкнулся семь лет назад. Собственно, кроме Кацора, о той давней истории никто не знал…
— Ты имеешь в виду дочь рава Бен-Зеева? — тихо спросил Бутлер.
— Так… вы все-таки это раскопали?
— Видишь ли, — сказал комиссар, — когда я понял, как был убит Кацор, я вновь пересмотрел его компьютерный архив… Иными, как говорится, глазами…
— Я понял, — прервал комиссара Садэ. — Это была любовь… Я и до сих пор… Ну, это неважно. Я был женат, а Лея замужем, ты знаешь. Мы встречались около года — до тех пор, пока об этом не стало известно отцу Леи. Муж не подозревал до конца… Мы вынуждены были расстаться, и месяц спустя Лея покончила с собой…
— И Шай Кацор узнал об этом, — сказал комиссар. |