Изменить размер шрифта - +
Он сам согласился поехать со мной, а Софи держат здесь против ее воли. — ()н покраснел от гнева и возмущенно запыхтел: — Как же им не стыдно! Охотятся в Ледовитом океане, ловят всех тюленей без разбору! Пусть бы звери жили себе мирно своими семьями и стадами. Когда же люди одумаются?

Доктор Дулиттл умолк, а потом вдруг спросил у Тобби:

— Интересно, сколько может стоить цирковой тюлень?

— Мне довелось слышать, — ответил Тобби, — что Хиггинс купил Софи в Ливерпуле за четыреста шиллингов. По дороге в Англию на корабле матросы уже успели обучить ее всяким трюкам.

— Ты не помнишь, сколько у нас в копилке денег, Бу-Бу? — спросил доктор.

— За прошлую неделю мы заработали сорок семь шиллингов, — без запинки ответила сова. — Три пенса вы потратили на парикмахера, а на шиллинг купили для Хрюкки большой пучок сельдерея.

— И сколько же у нас осталось?

Бу-Бу склонила голову набок и закрыла левый глаз. Она всегда так делала, когда ей приходилось считать в уме.

— Сорок семь шиллингов, — тихо шептала она, — отнять один шиллииг и три пенса… Это будет… Это будет… сорок пять шиллингов и девять пенсов. Вот и все, что у нас есть.

— Маловато… — протянул доктор, — на эти деньги нам не выкупить и четверть Софи. Где бы взять взаймы? Вот если бы я не бросил лечить людей, то мог бы занимать деньги у пациентов.

— Что-то я не припомню, чтобы пациенты давали вам в долг, — крякнула утка, — они чаще сами брали у вас взаймы. И обычно не спешили возвращать деньги.

— Хиггинс все равно не продаст вам Софи, — вставил Тобби. — Он подписал бумагу, что будет выступать в цирке у Блоссома целый год.

— Это значит, что у нас остается один-единственный выход, — решительно произнес доктор. — Софи родилась свободной и не может быть собственностью кого бы то ни было. Если она хочет возвратиться в родной Ледовитый океан, никто не смеет мешать ей. Мы обязаны ей помочь.

В тот вечер, прежде чем звери легли спать, Джон Дулиттл заставил их поклясться, что никто из них не передаст Софи плохие новости, которые принесла чайка с Аляски. Он не хотел зря волновать тюлениху, тем более, что сама она ничего поделать не могла. Прежде всего следовало придумать, как выкрасть Софи и переправить ее к морю.

Доктор пошел посоветоваться к Мэтьюзу Маггу.

— Вы с ума сошли! — воскликнул тот, едва понял, о чем толкует ему доктор. — Если вас поймают, вы окажетесь за решеткой. На ваш взгляд, помочь бежать тюленихе — благородное дело, а на взгляд судьи — кража.

— Пусть судья думает что угодно, — ответил доктор. От волнения и задора он сжимал и разжимал кулаки. — Пусть меня поймают, пусть посадят в тюрьму! Я скажу им на суде, что у животных те же права, что и у людей.

— Да кто станет вас слушать, доктор! — ответил Мэтьюз. — Все подумают, что вы не в своем уме. Как пить дать Хиггинс выиграет дело. Шутка сказать — право собственности! Я сам в душе за вас, да что толку! Суд заставит вас выплатить Хиггинсу четыреста шиллингов, а если у нас не окажется денег, упрячут в тюрьму.

— Если моя затея вам не по вкусу, откажитесь — и все тут. Я готов пойти на все, лишь бы спасти Софи и ее стадо. Конечно, дело это трудное, и можно нажить много хлопот, но меня не пугает даже тюрьма. Она для меня не новость, один раз я там уже побывал.

— А я уже не раз, — вдруг признался Мэтьюз Магг. — вам не приходилось сидеть в исправительной тюрьме в Кардиффе? Вот уж дыра так дыра.

Быстрый переход