Суга говорила очень тихо, однако в словах «всегда второй» была такая свинцовая тяжесть, что Томо даже вздрогнула. Всякий раз, слыша подобные речи, она вспоминала те ужасные дни, когда по приказу мужа приехала в Токио, нашла там невинную Сугу и увезла с собой в Фукусиму. За минувшие годы из прелестной маленькой жертвы Суга превратилась в апатичное, вялое, как шелковичный червь, существо, и Томо знала, что в этом повинен не только её супруг.

— Мы с Юми изначально предназначались для такой жизни… Но когда так ведут себя те, кто вовсе не должен… Это ужасно. А люди думают дурно только о нас!

Огромная слеза скатилась по щеке Суги и упала на колено. Суга прикрыла её кончиком пальца. Глаз она так и не подняла.

— Ты говоришь о Мие? Меня всё это тоже крайне беспокоит. Я надеялась, что ты меня понимаешь, хотя бы немножко…

Томо вздохнула и с осуждением покосилась на прикрывавший слезинку палец Суги.

Суга намекала на любовную связь Юкитомо с невесткой Мией. Мия жила в усадьбе вместе со всей семьёй, пока благополучно не родила первого ребёнка. Все эти годы Томо терзалась от страшных мыслей, что устроит её сын Митимаса, если догадается об интрижке родного отца и своей жены. Поскольку Томо теперь практически не имела доступа к мужу, ей приходилось просить Сугу держать ситуацию под контролем.

— Не спускай с них глаз! Нельзя, чтобы этот позор раскрылся! Постарайтесь, чтобы у них не зашло чересчур далеко… Чтобы хозяин не потерял голову!

Всякий раз Суга негодующе качала головой.

— А что я могу с этим поделать?! — мрачно роняла она. — Молодая хозяйка рождена быть гейшей! Она прекрасно знает, как подольститься к хозяину, как свести мужчину с ума. Куда уж нам с Юми…

Юкитомо же, как любого развратника, запретная интрижка распаляла ещё сильнее, и он пылал к Мие такой же безумной страстью, как некогда к Суге, — в те дни, когда он только добрался до её молодого тела. Мие тоже больше нравилось кокетничать с многоопытным свёкром, а не ублажать слабоумного мужа, так что, когда Юкитомо развлекался с наложницами и держался с невесткой холодно и отчуждённо, Мия впадала в ярость и срывала зло на Томо и Суге.

Однако последнее время ситуация, видимо, начала тяготить самого Юкитомо, потому что он, последовав ненароком поданному совету Томо, отселил молодую чету на улицу Цунамати в районе Мита, и лишь время от времени навещал семью сына. Всякий раз он непременно брал с собой первенца Митимасы — Такао и няньку Маки. Митимасе выдавалась изрядная сумма денег, и он радостно отправлялся в театр или на ночную пирушку. Служанок и нянек с детьми тоже сплавляли куда-нибудь с глаз подальше, чтобы не путались под ногами. Челядь, конечно, догадывалась, что происходит на самом деле, однако немыслимые чаевые заставляли всех держать рот на замке и с вожделением ждать очередного визита «господина из главного дома». Один Митимаса оставался в блаженном неведении, наслаждаясь свободой, точно ребёнок.

Обо всём, что происходило на Цунамати, Суге и Юми докладывала Маки, а уж потом новости доходили до Томо, главным образом через Сугу.

Поначалу Томо с сочувствием выслушивала невнятные жалобы Суги, но очень скоро она осознала, что Суга наушничает Юкитомо, причём сообщает лишь часть их беседы — а именно реплики Томо в адрес супруга. После этого гнев Юкитомо обрушивался на жену, и Томо решила впредь пропускать мимо ушей россказни Суги.

Юкитомо уже приближался к шестидесятилетнему рубежу, и теперь, когда у него появилась Мия, присутствие Юми, к которой он никогда не питал особенно нежных чувств, явно раздражало его. Он принялся намекать, как бы вскользь, что для Юми было бы хорошо стать свободной и обзавестись семьёй.