Из каменного сарая медленно, как во сне, тащились уже не похожие на людей прокаженные. Месяц назад, когда он впервые увидел здесь это шествие к пище, он содрогнулся, его стошнило. Теперь привык. Получив свои порции варева, жуткие существа оставались на солнцепеке. В сарае они задыхались, а тут был воздух, пусть и горячий.
К Анаэлю приблизился и устроился со своей миской рядом некто, от кого еще неделю назад Анаэль, ругаясь, отсел бы подальше. Лысая голова непрошеного соседа была вся в язвах, а вместо верхней губы висели зеленоватые ошметки. Он держал свою миску двумя руками и отхлебывал из нее, постанывая. На левой его руке не хватало фаланги большого пальца. Анаэль отвернулся.
— Послушай, — тихо, но четко сказал вдруг сосед по-арабски, — не хочешь стать прокаженным? На время.
Беспалый еще отхлебнул из миски.
У Анаэля не было сил разозлиться.
— Не понимаю, — вяло сказал он.
— Я выбрал тебя, — произнес беспалый на лингва-франка.
Взгляд его был пытлив.
Анаэль сплюнул. Беспалый продолжил:
— Скоро умру. А может, и нет. Но не хочу унести с собой тайну.
— Какую? — спросил Анаэль, не глядя.
— Все! — заорал Сибр. — Всё! Прокаженные — под замок!
Беспалый допил свое, наклонился к уху Анаэля и прошептал, брызнув слюной:
— Я — король Иерусалимский.
Ясное дело, решил Анаэль, рехнулся бедняга. Но на завтра старик подсел снова.
— Я не сошел с ума. Стань прокаженным.
Взгляд его был осмысленным. Он отошел. Исподволь наблюдая за ним в этот раз и еще два-три дня во время еды.
Анаэль уверился, что он франк и, возможно, не сумасшедший. Но с какой стати зовет себя королем? И что за тайны держит в себе? И зачем уговаривает Анаэля стать прокаженным?.. Было о чем подумать, и Анаэль загорелся.
Через неделю старик опять возник рядом.
— Я не могу ждать, — тихо и твердо сказал он. — Как объявиться больным, я тебя научу. А то прощай.
В тот день Сибр застал некоего заключенного итальянца врасплох: тот разглядывал пятна на своем теле. Вызван был монастырский лекарь, и воющего от ужаса бедолагу поволокли в сарай к прокаженным.
Анаэль решил немедленно оттолкнуться от дна и барахтаться, сколько есть сил. Наудачу.
Сибр беседовал с лекарем, сидя на лавке. Анаэль подошел и сокрушенно сказал, что, кажется, тоже болен.
— Что-о?! — оба воззрились.
Анаэль показал свои ноги с язвами и чесоточной сыпью.
Лекарь, покряхтывая, осмотрел их.
— Ну, что? — поинтересовался Сибр. — Да ты погляди на его рожу… Это — проказа, он знает сам.
— Я здесь пять лет, — сощурился лекарь, — но не видел еще дураков, желающих перейти к прокаженным.
Надсмотрщик встал, охватил рукой подбородок Анаэля, повертел его голову и поставил диагноз:
— Лепра.
Лекарь перекрестился, пожал плечами.
Внутри сарай был разделен кирпичными переборками. Образовалось два ряда стойл. Левый ряд был утоплен в камень скалы, в отделениях правого ряда под потолком светились окошки. Они смотрели в безоблачное небо. Сарай был пропитан запахом тления плоти людей. Треть больных разлагалась заживо. Им приносили еду самые сердобольные из ходячих. Умерших из сарая вытаскивали крючьями, их тела принимала свалка.
«Король Иерусалимский» лежал в глубине сарая, в особо темном и затхлом «номере». Анаэль отыскал его, как только глаза привыкли к темноте, а обоняние — к вони.
— Наклонись ко мне, — повелел «король», чтобы как следует рассмотреть внезапного гостя. |