На меня так и нахлынули воспоминания. Казалось, что я вновь, как это часто случалось в детстве, слышала слова моей матери: «Ты должна вести себя тихо, Мария. Цугуми себя очень плохо чувствует».

– Её нигде нет, – вздохнули мы, вновь собравшись у дверей её комнаты. Кёити, поднявшись по лестнице, сказал, что её нет и около дома. Он вышел без зонтика и весь вымок.

– О, извините, что вы из-за нас так промокли, – обратилась к нему тётя Масако, не зная, с кем она разговаривает. В такой ситуации это не имело значения.

– Неужели ей удалось уйти далеко? – волновалась я и, чтобы лучше осмотреть окрестности, вышла на веранду, где обычно сушилось бельё, и высунулась из большого окна в деревянной раме. Вот тут-то я её и обнаружила.

– Она здесь, – сказала я тёте негромко.

Этому трудно поверить, но Цугуми сумела пролезть и уместиться в пространстве между полом веранды и крышей второго этажа под ней. Она уставилась на меня из своего укрытия и закричала:

– Ну что, нашла всё же!

– Что нашла? Ты соображаешь, что делаешь? – закричала я, возмущённая до глубины души, не понимая, зачем она это сделала.

– Боже, да ты ещё и босиком! В таком холодном месте… Быстро иди сюда. Опять поднимется температура! – в сердцах, но уже с явным облегчением сказала тётя. Затем она вытащила промокшую Цугуми из её укрытия. – Сейчас я принесу полотенце. А ты ложись в постель. Поняла?!

После того как тётя поспешно спустилась вниз, я спросила:

– Цугуми, почему ты спряталась в таком странном месте?

Когда мы в детстве играли в прятки, это было одно из любимых мест Цугуми, и сейчас она, определённо, решила вновь воспользоваться им. Но мы не играли в прятки.

– Ведь ты же хотела меня поразить, придя вместе с Кёити, – хрипло из-за высокой температуры рассмеялась Цугуми. – Я увидела вас из окна и решила пошутить.

– Твоя мама очень добрый человек, – сказал Кёити. Опасаясь, что его присутствие неуместно, он уже собирался уходить, но тётя, Цугуми и я уговорили его остаться и выпить с нами чаю. – Она тебя за эти проделки совсем не ругала.

– Её любовь к дочери глубже, чем океан, – выдала Цугуми.

Врёшь ты всё это, подумала я. Спокойствие тёти – это просто привычка воспринимать так все твои выходки. Но я промолчала и продолжала пить чай. К тому же Кёити смотрел на Цугуми с такой жалостью, с какой смотрят на умирающего котёнка, и мне не хотелось ещё больше обострять обстановку… Думая так, я сама, глядя на Цугуми, стала испытывать беспокойство за её состояние. Под глазами у неё появились тёмные пятна, дыхание участилось, губы стали ярко-красными. Промокшие волосы свисали на лоб, глаза и щёки как-то неестественно горели.

– Ну, я пойду. Надеюсь, скоро увидимся. Прекрати эти глупые развлечения. Веди себя как взрослая, и скоро поправишься. – Кёити встал.

– Подожди, – сказала Цугуми. Затем своей страшно горячей рукой она схватила мою. – Мария, задержи его! – закричала она хриплым голосом.

– Она просит, чтобы ты подождал, – сказала я, взглянув на Кёити.

– А в чём дело? – Он вернулся к её изголовью.

– Расскажи что-нибудь, – поклянчила она. – Я с детских лет если не услышу что-нибудь новенькое, то не смогу заснуть.

Опять врёшь, подумала я. Но это выражение «что-нибудь новенькое» мило звучит.

– Значит, что-то рассказать.