– Более выдающейся девушки и быть не может, – сказал Кёити, еле удерживаясь от смеха. – Интересно, о чём она думала, когда рыла эту яму?

– Да, действительно о чём?

В ту ночь, когда это случилось, я была так расстроена и мне было так жаль Ёко, что я глубоко не задумалась о случившемся. Но, анализируя поступок Цугуми сейчас, его целенаправленность и извращённость, я поняла, что всё это свойственно характеру Цугуми.

– Когда я думаю о Цугуми, то обнаруживаю, что мне в голову приходят гигантские проекты, – неожиданно сказал Кёити, и это прозвучало как откровение. – Мысли незаметно для меня самого переходят на такие крупные понятия, как человеческая жизнь, смерть и тому подобное. И это не потому, что у неё слабое здоровье. Когда смотришь ей в глаза, наблюдаешь за её образом жизни, тобою без особой на то причины овладевают какие-то торжественные чувства.

Я хорошо понимала его настроение. Мысли Кёити проникли в самую глубину моего замёрзшего тела и согрели сердце. Само существование Цугуми связывало нас с чем-то большим.

Почувствовав вновь уверенность в себе, я сказала:

– Это лето было прекрасным. Но у меня странное чувство, что оно пролетело как одно мгновение, а, с другой стороны, длилось неимоверно долго. Хорошо, что ты был с нами. Я думаю, что и Цугуми, несомненно, была счастлива.

– Я думаю, что она выздоровеет, – сказал Кёити, и я с уверенностью кивнула в ответ.

Мне показалось, что высокие волны и сильный ветер поколебали берег, на котором мы стояли. Я смотрела на ночное небо, как будто собиралась пересчитывать загоравшиеся на нём звёзды.

– До этого она уже не раз ложилась в больницу. – Мой голос смешался с темнотой.

Кёити смотрел на море, и он выглядел настолько хрупким, что, казалось, ветер может унести его с собой. Я никогда не видела его таким несчастным и одиноким.

Цугуми уже скоро не будет в этом городе, и их только зародившаяся любовь примет новые формы. Всё это, видимо, мелькало в голове Кёити, но эти мысли невозможно было выразить словами. Нельзя было забыть, как совсем недавно мы могли видеть эту пару и двух собак, гуляющих на этом самом берегу. Эта картина навсегда останется в наших сердцах.

Мы ещё долгое время молча стояли на берегу и смотрели в морскую даль, чувствуя, что понимаем друг друга.

Накануне своего отъезда в Токио я посетила Цугуми в больнице.

Учитывая её несносный характер, тётя договорилась, чтобы её поместили в отдельную палату. Подойдя к палате, я постучала, но, не получив ответа, открыла дверь.

Цугуми в этот момент спала. Её кожа, как и раньше, светилась матовой белизной, но она выглядела сильно истощённой. Закрытые глаза с длинными ресницами, разметавшиеся по подушке волосы, её чистая красота создавали настолько сильное впечатление, что возникал образ «спящей красавицы», но мне стало страшно на неё смотреть. У меня даже мелькнула мысль, что Цугуми, которую я знала, уже исчезла.

– Проснись, – потрепала я её по щеке. Цугуми застонала и открыла глаза. На меня смотрели ее большие, сияющие, как драгоценные камни, глаза.

– Что случилось? Я ведь спала, – сказала она гнусаво и протёрла глаза.

Я облегчённо вздохнула и улыбнулась:

– Я пришла попрощаться, так как мне пора возвращаться в Токио. Выздоравливай скорее.

– О чём ты говоришь? Бессердечная… – Её голос прозвучал ужасно, как будто она собрала все свои силы, чтобы произнести эти слова. Определённо, она не могла даже сесть и продолжала лёжа сердито смотреть на меня.

– Это всё твоя вина, и ты получила то, что заслужила, – рассмеялась я.

Цугуми выдавила из себя подобие улыбки и затем сказала:

– Я говорю это только тебе.