– Ну уж нет, барышня! – сказал Квинт и улыбнулся (такое впечатление, что впервые в жизни). – Правило номер девятнадцать!

Чашек, прищурившись, посмотрел на жёлтый лист. Да, в самом деле:

правило номер 19. никаких игр, особенно таких, в которых надо на что-то смотреть. перенапряжение глаз – это совсем не весело!

Все дружно застонали. Они уже начали думать, что долго сидеть в автобусе – не так и весело, как им поначалу казалось. Можно же попробовать хоть что-то? В окнах мелькали дорожные столбы; они пытались развлечь себя рисованием на лицах, пальчиковыми куклами, вязанием, выдуванием из стекла, чечёткой, высокой кухней, боулингом и даже реконструкцией великих морских сражений, но каждый раз Квинт поднимал руку, хмурился и строго показывал на жёлтый лист.

– Этот водитель становится настоящей занозой в специализированном устройстве для сидения, – сказал Чашек.

Кружек кивнул, потому что был совершенно с ним согласен. А вот Чаша просто ухмыльнулась.

– Оставьте его мне, – сказала она.

Подмигнув ребятам, она сползла со своего сиденья. Вдруг она появилась в дальнем конце автобуса, одетая в короткую курточку и маленькую плоскую шляпку.

– Телеграмма! – воскликнула она.

А потом снова исчезла. Через секунду Чаша появилась в другом ряду.

– Телеграмма!

А потом в следующем.

– Телеграмма!

За несколько секунд она успела выскочить из шести чемоданов, трёх ланчбоксов и даже бардачка. Квинт стрелял глазами с места на место, пытаясь найти её, но она всегда оказывалась чуть быстрее. А потом, когда он окончательно упустил её из виду, послышался громкий БАМ!

Чаша сидела на лобовом стекле. «Телеграмма!» – безмолвно произнесла она.

Квинт даже не заметил, как она уселась прямо на руль.

– Телеграмма для мистера Квинта, – сказала она.

– Мистера Квинта? О, да это же я!

Нельзя укорять водителя за то, что он так разволновался. Такие недружелюбные люди, как Квинт, редко получают хоть какую-то почту, не говоря уж о телеграммах. Он быстро расписался в ведомости, и Чаша, как настоящий профессионал, протянула ему аккуратно запечатанный конверт.

– О боже, о боже, о боже, о боже, о боже! – пропищал Квинт и потянулся к телеграмме.

И тут Чаша отдёрнула её.

– О-о-о-о-о, вы только посмотрите, – сказала она. – Как прискорбно. Я бы с большим удовольствием отдала её вам, но – чёрт побери! – это против правил!

И она сунула конверт обратно в карман.

– Подождите! – взмолился Квинт. – Здесь, должно быть, какая-то ошибка.

Но Чаша покачала головой и показала на важный жёлтый лист с тридцатью восемью важнейшими и серьёзнейшими правилами. Что такое? Вы думали, что важнейших и серьёзнейших правил было всего тридцать семь? Ну-с, поздравляю, вы совершенно правы. Их было всего тридцать семь, но когда Квинт посмотрел в список, он увидел, что в самом низу что-то приписали ярко-красным карандашом.

правило номер 38. никаких телеграмм!!!

Лицо Квинта стало цвета перезрелого помидора. Он что-то пробормотал. Потом заворчал. Потом ощетинился, ощерился и даже заколдобился.

– Правила, шмавила! – наконец сказал он и разорвал жёлтую бумагу на миллион кусочков. – А теперь дайте, дайте, дайте, дайте, дайте, дайте!

Чаша улыбнулась и протянула ему конверт. Квинт нетерпеливо вскрыл его, и, когда он это сделал…

Из конверта выскочил ансамбль «Четыре Мела».