— Не нашел... Мне ее подарили, — сказал я чистую правду, одновременно пряча за спину страшный кинжал Мгхама.

— Странный подарок.

— Взрослые вообще странные, — все еще не зная, как загладить неловкость, сказал я первое, что пришло в голову.

— А кто такие взрослые?

Я был благодарен своей собеседнице за то, что она сменила тему разговора, но в очередной раз слегка опешил от странного вопроса.

— Взрослые — это дети, которые со временем вырастают.

— Ты же сказал, что время — это то, чего нет. Как же с ним может что-то вырасти?

— Со временем или без, но дети вырастают, превращаясь во взрослых, — раздраженно ответил я, совершенно запутавшись в этой непонятной и необъяснимой детской логике.

— А ты уже вырос? Или так до сих пор и остался мальчишкой, который пошел на свою первую охоту, сжимая в руках полуигрушечный лук и свято веря в то, что не вернется домой без добычи?

— Откуда ты знаешь про эту охоту? — спросил я, пораженный не столько самим вопросом, сколько сопровождающим его взглядом, в котором мне почудилось что-то намного большее, нежели обычное любопытство маленькой девочки.

Она пренебрежительно дернула плечами, как будто собеседник сморозил откровенную глупость. Но затем, все же сжалившись надо мной ответила:

— Все вы, мальчишки, одинаковые. Думаете что особенные, что великие охотники, у ног которых лежит весь мир. И что если не докажете это в самый первый раз, то не достигнете Алогона. Алогон — это пик мироздания, — поспешила добавить она, заметив мой вопросительный взгляд.

— А ты там была?

— Зачем? — Она снова пожала плечами. — Что мне там делать и чего я там не видела?

— Н-да... Действительно, ты, наверное, права — пик мироздания не самое лучшее место для маленькой девочки.

— Для маленького мальчика, кстати, тоже.

— И для маленького мальчика тоже, — легко согласился я, начиная чувствовать в голове стремительно приближающийся гул колоколов, который предвещал скорое окончание разговора.

— Если ты когда-нибудь вырастешь, то сможешь побывать на этой вершине. Только не думаю, что тебе там понравится.

— Я уже вырос.

Гул стал просто невыносимым, перекрыв все остальные звуки, и ее последние слова я даже не услышал, а прочитал по губам.

— Еще нет, — сказала странная маленькая девочка и, не будучи уверенной в том, что я правильно понял ее мысль, уточнила: — Ты все еще не вырос.

«Ты ошибаешься», — хотел возразить я, но не успел — поле с цветами пропало, растворившись в обрывке тревожного сна, и, открыв глаза, я увидел бескрайнее поле, но в отличие от того, первого, с ковром нежных цветов, это было усеяно трупами. А точнее сказать — расчлененными и расплющенными останками.

Гольстерры ушли, оставив после себя кошмар, который невозможно вычеркнуть из памяти.

* * *

Я с трудом приподнялся, только сейчас заметив сидящего рядом Свена, который, не проявляя никаких признаков беспокойства, сосредоточенно теребил в руках выдернутый с корнем стебелек. Он был так спокоен, будто находился не в эпицентре жуткой бойни, а всего лишь вышел в поле, чтобы подставить лицо ласковому ветру и встретить приближающийся рассвет.

«Почему...» — Вопрос так и не сорвался с моих губ, так как я неожиданно понял: старый друг просто не видит всех этих ужасов. Он наверняка догадывается о том, что произошло и каковы последствия нападения гольстерров, но благодаря непроглядной тьме не в состоянии охватить взглядом и постичь разумом весь этот ужас.

— Ты знал, что эти твари нас не тронут? — спросил он, не поворачивая головы в мою сторону.