«Хватит метаться и бросаться в разные стороны, – сказала она себе, – нужно рассуждать здраво».

Интенсивно мыслить ей всегда помогали листок бумаги и ручка. Хорошо бы еще, конечно, выпить чашку крепкого чая, но с этим придется подождать.

«Что удалось выяснить?» – думала Надежда, уставившись на рекламу мясокомбината. Колбаса на ней выглядела не слишком аппетитно, а сардельки и вовсе непристойно.

Итак, Эля Маленко вернется двадцать восьмого февраля (Надежда оторвалась от созерцания колбасы и написала на листке дату). Гастроли продолжаются пятнадцать дней, стало быть, отнимаем от двадцати восьми пятнадцать… получается тринадцать. Тринадцатого февраля Эля уехала. А Татьяну убили накануне вечером, это сообщила мать Эли.

Надежда перевернула листок и написала дату – двенадцатое февраля, а потом имя – Татьяна Ермакова. Она хотела написать полностью – «убийство Татьяны Ермаковой», но заметила, что рядом сидящий мужчина от скуки скашивает глаза на ее записи.

Старуха звонила Надежде пятнадцатого февраля, она точно помнит, потому что именно в тот день муж притащил ненавистное швейцарское лекарство и отметил на календаре дату, чтобы знать первый день приема. Убили старуху шестнадцатого, Надежда узнала это позже, но теперь уверена, что когда звонила Варваре Степановне на следующий день, та была уже мертва, оттого и не подошла к телефону.

Надежда написала следующую дату и рядом имя – Варвара Степановна.

Лену Серебровскую убили семнадцатого – это в любой газете можно проверить. Дальше Надежда сунулась в поликлинику, потом к Маше Чонишвили, потом были выходные, и вот, сегодня уже двадцать второе февраля, а она ничего не выяснила.

Снова Надежда уставилась на колбасу, покусывая карандаш. Вот у нее в столбик написаны три фамилии, а дальше пока пустота. Что-то у убийцы дело застопорилось, судьба девушек хранит – одна в роддом раньше времени попала, другая на гастроли вовремя укатила.

Стоп! От неожиданной мысли Надежда даже подпрыгнула на месте, так что сосед покосился удивленно. А с чего это она решила, что больше не было никаких убийств? А неизвестная Настя Рубинина? Вдруг ее уже тоже – мешком… Ведь это Серебровская такая известная личность, что про ее смерть до сих пор на телевидении забыть не могут. А если обычную женщину убьют, то никто, кроме родных и знакомых, не узнает… Но как найти эту Настю? Конечно, это не такая распространенная фамилия, как Иванова, но Рубининых тоже может быть несколько. Надежда не может бегать по городу и спрашивать, не знает ли очередная Настя таких женщин – список фамилий прилагается.

– Что делать? – горестно вздохнула Надежда.

– Что, колбасы очень хочется? – не выдержал сосед.

– Вы это о чем? – Надежда опомнилась и посмотрела на мужчину как можно строже – она не любила, когда пристают в общественном транспорте с пустыми разговорами.

– О колбасе и сардельках, – любезно пояснил сосед, – вы так алчно на них смотрите…

– Что на них смотреть, – фыркнула Надежда, – зрелище неаппетитное.

– Вот и я говорю, – согласился сосед, – не дай Бог так оголодать. У меня когда жена на диете сидит, готова все подряд есть.