– Здорово, коли не шутишь.

– Пьёшь?

– Галку поминаю.

– Мне налей. – Ульяна достала стопку из буфета, подставила. Гриша плеснул на донышко. Ульяна зажмурилась, выпила. В горле перехватило, слёзы из глаз полились. – Ох, и крепкая!

– Мать делает. Что в конторе говорят?

– Ничего. Демьяныч следователя ждёт. А где мать у тебя?

– В город поехала, Надежде помочь… Та совсем плохая, куда её одну отпускать. А мать всё равно свободна.

Ульяна замешкалась, спросить или уж не спрашивать, где вчера был? Что она, следователь? А с другой стороны Гриша ведь жених ей…

– Гриш, Светка вчера сказала, ты папоротник искать пошёл… Неужто правда? Я как искупалась, вышла, а тебя нет. Искала, искала… Где пропал-то? Так домой и пришлось одной идти.

– Дошла?

– Да, как видишь… – Ульяна неприятно поразилась его грубости. Странно… Гриша всегда обходительный, вежливый, стеснительный даже, а тут… злость в голосе, раздражение…

– Вот и слава Богу. А где я был, там меня уже нет.

– Загадками говоришь. Трудно просто сказать?

– Да нечего говорить, не приставай. Захочу, сам расскажу.

– Есть что рассказывать?

– Может, и есть, а может, и нет. Сказал, не лезь!

Ульяна притихла, обиженная. Гриша стопку в рот опрокинул, не закусил даже.

– Следователь у меня был.

– У тебя?! Что ему от тебя-то надо?

– Того же. Глупая, не соображаешь?! И к тебе придёт, и ко всём. Про Галку спрашивал, что же ещё?

– А что спрашивал-то?

– Видел, не видел… С кем, почему? Следак, он и есть следак. Вынюхивает…

– Так её, правда, того? Задушили? Я думала, она сама…

– Может, и сама… Он ничего не говорил. Вскрытие покажет. Представляешь, вскрытие… Как про консервную банку… – Гриша вытер слезу.

– Тебе её жалко, что ли? Чего разнюнился?

– Жалко!!! Это тебе никого не жалко, дура! Горя не знаешь, как сыр в масле катаешься, всё тебе на блюдечке с голубой каёмочкой!

Ульяна заплакала от несправедливости. Зачем он так с ней? В чём её вина? В том, что любит его, больше, чем себя? Может, напрасно она гордячку из себя строит? Обнять бы его, приголубить… она вовсе не безжалостная, ей тоже Галину жаль. По-своему.

Гриша успокоился, взял со стола огурец и захрустел.

– Я ведь до тебя встречался с ней, после школы сразу, пока не уехал. Знаешь?

Ульяна кивнула.

– Всё серьёзно было, не думай. Галка хорошая, добрая. И по хозяйству, и так…

– И что расстались? – Теперь Ульяна хотела до конца дослушать. Пусть выговориться, снимет камень с души, авось, легче будет. Глупо к покойнице ревновать.

– Как-то вышло по-дурацки. Я в институт поступил, она здесь осталась, хозяйство разве бросишь? Мать у неё больная, сама знаешь. Галка в город ко мне приезжала, в общежитие. Иногда я комнату снимал, в выходные, на окраине, мы там встречались. У неё и ключ был… Как-то я задержался, а она приехать должна была. Ну, и сразу туда пошла, мы заранее договорились. Я вечером пришёл, а она и сынок хозяйский на кровати, голые… На столе закуска и бутылка, конфеты… Сынок осклабился так нехорошо, усмехнулся, с кровати встал, оделся и вышел, дверью хлопнув. Галина лежать осталась… Я за ним, убить хотел, да духу не хватило… До остановки дошёл и в общежитие поехал, напился до чёртиков… Утром на занятия не пошёл, лежал, скрутило всего… А тут и Галина заявилась, помятая вся, опухшая… «Куда пропал вчера? – спрашивает, – Я ждала, ждала, уснула даже, проснулась, утро, тебя нет…» Я подумал, издевается.