В порыве вдохновения я схватила использованный бумажный стаканчик и наполнила его водой из крана. Я вылила воду в унитаз, рассудив, что если как следует разбавить мочу, то тот, кто войдет следом за мной, решит, что там просто полно воды. Я методично взялась за работу: наполнила стаканчик — вылила, наполнила — вылила. К тому времени столпившиеся под дверью люди уже не только барабанили, но еще и кричали. А я даже не умела сказать им: «Подождите минутку…» Так, не говоря ни слова, я продолжала выполнять свой план, то и дело наполняя размокший стаканчик водой из-под крана и выливая ее в унитаз. Остановилась я лишь тогда, когда унитаз наполнился до краев и стало понятно: еще капля, и вода польется на пол. Но зато теперь его содержимое напоминало обычную воду. Я выпрямилась, расправила платье и открыла дверь. Скромно потупившись, я пробралась сквозь толпу, радуясь тому, что мне не захотелось ка-ка.

Когда мы приземлились в Хитроу, радость, что полет наконец закончился, перевесила мой страх от того, что я оказалась в незнакомой стране. Во всяком случае, тетушка придет встретить меня. По мере того как самолет снижался, белая пена облаков за окном превращалась в грязно-серое размытое пятно. Все пассажиры встали со своих мест, и я вслед за ними. И вот уже людской поток понес меня прочь из самолета, хотя я не имела представления, куда надо идти и что делать. Толпа несла меня, пока мы не добрались до лестницы. Одна беда: эта лестница двигалась. Я остановилась и, похолодев от страха, наблюдала за другими. Людская река обтекала меня, разбиваясь на два рукава. Люди легко становились на движущуюся лестницу и поднимались куда-то наверх. Подражая им, я сделала несколько шагов вперед и встала на эскалатор. При этом одна из новеньких сандалий свалилась с меня, оставшись позади. Я закричала по-сомалийски: «Моя туфелька, моя туфелька!» — и рванулась за ней. Но люди вокруг стояли плотными рядами, сквозь них было не протолкнуться.

Сойдя с эскалатора наверху, я захромала в толпе: одна нога теперь была босая. Мы подошли к стойкам таможенного контроля. Я смотрела на белых людей, одетых в форму, положенную им в Англии, и не знала, кто это такие. Один из таможенников обратился ко мне по-английски, и я, воспользовавшись возможностью попросить помощи, стала показывать на эскалатор, выкрикивая по-сомалийски: «Моя туфелька, моя туфелька!»

Он посмотрел на меня глазами усталого, измученного человека и повторил свой вопрос. Позабыв на минуту о туфельке, я нервно захихикала. Чиновник указал на мой паспорт, и я протянула ему документ. Он внимательно изучил паспорт, поставил в нем печать и махнул мне рукой: «Проходи дальше».

За таможней ко мне подошел мужчина в униформе водителя и спросил по-сомалийски:

— Это ты приехала работать у господина Фараха?

Я так обрадовалась, что есть человек, который говорит на моем родном языке! В восторге я закричала:

— Да, да! Это я! Меня зовут Уорис!

Шофер повел было меня дальше, но я остановила его.

— Моя туфелька! Надо спуститься по лестнице и поднять мою туфельку.

— Туфельку?

— Да, да, она осталась там.

— Где — там?

— Внизу, в начале движущейся лестницы. — Я показала рукой в направлении, откуда пришла.