Изменить размер шрифта - +
Он даже рукой двинуть боялся, чтобы не разбудить дракончика.

– Так видела его таким или нет? – повторила Кавалерия.

– Видела. Когда Кузепыча сожрал. Три дня без завхоза жили! Это ж счастье ж какое! – сказала Суповна и, перестав разглядывать Горшеню, уставилась на дракончика.

– Ишь, чудищща какая! Натуральная котлета! Опять обожрамшись!

– Ты хотела сказать: какой милый! – заметила Кавалерия.

Суповна уперла руки в бока:

– Что захотела, то и сказала! Только не надо в ладони мне чудищщу совать! Заспиртовать такую дрянь – да и в музей!.. Ладно-ладно, хозяина-то нашли ему? Если Горшене оставить, он его скоро так перекормит, что страшилищу вашу поперек разорвет.

Кавалерия взглянула на Рину. Рина застенчиво стояла и ковыряла ногтем кожу укороченной нерпи. Она догадывалась, зачем Кавалерия позвала ее к дракончику, хотя прямого разговора пока не было.

– Стесняшки? – хмыкнула Суповна. – Знаю я таких стесняшек! Давай приручай его!

Рина осторожно подошла. Великан не шевелился.

– Я возьму его, хорошо? – спросила она.

Огромный рот великана распахнулся, откинув верхнюю часть головы вместе с пуговицами глаз.

– Голова глиняная, пузо голодное, – предупредил Горшеня и приподнял громадную руку, мешая Рине приблизиться.

– Ты не съешь меня? – спросила Рина.

Горшеня не ответил.

– А взять его позволишь?

Рука великана предостерегающе качнулась. В его распахнутой голове, во всем огромном существе зрела и определялась пока неведомая, но важная мысль. Казалось, она была заложена в Горшеню с самого начала, а теперь медленно, с усилием всплывала из глубин.

– Сам… должен… выбрать… кого… – с усилием выговорил Горшеня.

Кавалерия кивнула.

– Хорошо. Он выберет. Попробуй гепарда! – велела она Рине.

Рина закатала рукав, высвобождая нерпь. Помня, как это было с Гавром, коснулась дракончика гепардом. Потом чуть подвинула гепарда и сама тоже коснулась гепарда и нерпи носом. Чтобы проделать это, ей пришлось лечь щекой на медный котел Горшени. В теплом котле было что-то успокаивающее, родственное материнской утробе. Рина лежала и пыталась услышать мысли дракончика, своего собрата по той же утробе.

Дракончик ни о чем особом не думал: просто дремал. Рина бережно вплелась в его сон. Догнала волну несложных желаний. Дракончик хотел плавать. Во сне он неясно видел воду, не зная, что это вода, и не смущаясь самим определением понятия. Он просто плыл. А зачем, почему, куда – об этом он не задумывался, как не задумывается младенец, чем и по какой причине дышит.

– Плывет… – шепнула Рина.

– Как? Лапами, что ль? – с сомнением спросила Суповна.

Рина показала на крылья. Маленькие крылышки дракончика подрагивали. Похожие движения проделывал и хвост.

– Надо ему, значит, воду обеспечить, – озаботилась Кавалерия. – Может, он оттого такой толстый, что они в этом возрасте в воде живут, а на суше им двигаться тяжело?

– Думаю, они и взрослыми плавают. Полет похож на плавание. Пеги и те пытаются иногда крыльями грести, а тут крылья кожистые, перьев нет, – с ощущением, что не ошибается, предположила Рина.

– Эта-то котлета плавает? Хм… Ну разве что ныряет… – Суповна с сомнением посмотрела на дракончика. – По мамке-то не скучает?

Рина не могла покачать головой, потому что это разорвало бы ее контакт с гепардом, но она поерзала губами.

– Не похоже, – ответила она. – Драконы – они как черепахи или как крокодилы. Может, мать и охраняет кладку, но о детях не заботится.

– Тогда это не мать, а самка! – задиристо заявила Суповна.

Быстрый переход