— Ха! Значит, вам известно, как следует себя вести, — заметил он. — Имоджин из Каррисфорда, вам разрешили присутствовать здесь на слушании дела только из-за вашего статуса сюзерена Каррисфорда. Но этот статус может быть отменен.

Ей было это совершенно ясно. Если Имоджин окажется в монастыре, то она не сможет управлять Каррисфордом.

— Вы находитесь здесь, — продолжал Генрих, — чтобы вам были представлены два обвинения в нападении на моих вассалов. Один из них — ваш повелитель и муж, которого вы взяли в плен, а другой — лорд Ворбрик, которого вы просто убили. Что вы можете нам сказать?

Имоджин начала паниковать. Ей никогда не представлялось, что ее действия могут расцениваться как нападение на королевских вассалов и как следствие — на самого короля.

У нее подогнулись колени, но Имоджин собралась с духом и взяла себя в руки.

— Я признаю оба обвинения, мой господин, но ни одно из этих действий не было направлено против вас, ваше величество.

По комнате пронесся шум, когда она прямо призналась в совершении противоправных действий. Имоджин только теперь поняла, что ей следовало бы проявить слабость — начать рыдать и просить помиловать ее. Ей следовало сослаться на безумие в результате многих ее страданий…

Она быстро кинула взгляд на Фицроджера, но у него на лице была надета его традиционная маска. Он начал нервно вертеть кольцо на пальце.

— Женщина, ты можешь как-то попытаться объяснить свои поступки? — возмущенно спросил у нее король. Она подумала: может, он тоже предпочел бы слезы и раскаяние. Ну, если это так, то им следовало бы предупредить ее заранее.

Имоджин постаралась внимательно проанализировать все факты. У нее не было иного выбора, потому что ей приходилось бороться за жизнь Фицроджера, равно как и за свою. Несмотря на то, что внешне это никак не выражалось, в глубине души она понимала, что ее муж никогда не допустит, чтобы ее жестоко наказали.

— Мой король, — наконец промолвила Имоджин, — будучи сюзереном Каррисфорда, я имею право и обязанность искать возможности отомстить лорду Ворбрику. Он напал на мой замок, убил моих родственников и слуг, разорил мою собственность и испоганил мои земли, а кроме того, пытался изнасиловать и убить меня. Будучи слабой женщиной, я не смогла бы сама справиться с ним, и поэтому я использовала моих воинов, как это разрешено законом.

— Не ваших воинов, леди Имоджин! Вашего мужа!

Имоджин пыталась лучше сформулировать ответ, когда заговорил Фицроджер:

— С вашего позволения, государь, это не совсем так. Согласно брачному контракту, засвидетельствованному в этом зале, моя жена остается сюзереном Каррисфорда, а эти воины были наняты для охраны замка.

Опять в зале раздался шум, но теперь это не были крики возмущения. Имоджин подумала: неужели Фицроджер на ее стороне? Она не смела даже взглянуть на него.

— Итак, — продолжал Генрих, постучав пальцами, украшенными перстнями, по столу. — Вопрос состоит в том, имела ли право Имоджин из Каррисфорда, будучи хозяйкой этого замка, судить лорда Ворбрика, или она должна была арестовать его и предоставить суду.

Имоджин надеялась, что они оба станут обсуждать этот вопрос, не привлекая ее, но не тут-то было. Генрих резко спросил:

— Ну, женщина?

— Милорд Фицроджер считал, что скорый суд был его правом, и то же самое думала я.

В зале началось сердитое перешептывание и всеобщее возмущение. Имоджин стала верить тому, что отец Фульфган был прав: Фицроджеру придется ее публично высечь, чтобы прийти в себя после всего случившегося. Судя по состоянию дел, она и сама считала, что это было бы слишком легкое наказание.