Непонятно, с чего ему так весело? Что здесь смешного? Или он нарочно хотел взбесить ее?
– Что вы за человек такой, до вас не достучишься! – воскликнула она. – Нас пытались убить. Вы узнали мужчину, который застрелил вашего кучера, ранил лошадей. Это ваш враг, а вам хоть бы что – вы не говорите ни о чем, кроме своего желания!
Доминик вскинул на нее глаза.
– Пока еще не время. Я предполагаю, что Ратли хотел откупиться и вы отказали ему. Не так ли? Я прав?
Кэтриона кивнула.
– Мужчину, который напал на нас, зовут Джерроу Флетчер. Я знаю его по войне на Пиренеях.
Она ждала продолжения, но Доминик встал и взял ее за локоть.
– Наша повозка, должно быть, уже подана, – сказал он. – Как вы достаточно часто напоминали мне, в Эдинбурге нас ждет ребенок. Нам нужно спешить, но из-за Джерроу Флетчера придется избрать новую стратегию и пожертвовать вашей репутацией. Мы поедем быстро, с ветерком, а на ночь я гарантирую вам безопасное убежище. По дороге я расскажу вам все, что вас интересует.
– Этот Флетчер будет нас преследовать?
– Не знаю, едва ли. Он не сможет напасть на нас до заставы, разве только окажется умнее, чем я о нем думаю. Впрочем, за всем этим, возможно, стоят мозги получше, чем у него, – добавил Доминик и ухмыльнулся. – Выясним подробности, когда доберемся до Ноттингема.
– Ноттингема? Но мы его вчера проехали!
– Все верно, однако нам больше негде достать транспорт.
Они сели в повозку, и пони поскакал галопом, увозя их из Ньюстеда. Доминик Уиндхэм проявил благородство, за что Кэтриона была ему благодарна, даже несмотря на то что этот человек вызывал у нее неуверенность. И все-таки он не бросил ее, хотя мог бы вернуться обратно. Гнев его был вполне оправдан. Какой мужчина не рассердился бы, если б ему в лицо сказали, что он бесчестен и невеликодушен? Но с другой стороны, как она могла ему доверять, если опыт учил обратному? В истории было немало примеров, показывающих со всей очевидностью, что «английское» часто являлось просто другим именем предательства. Он вез ее в Шотландию, обещал доставить в Эдинбург, очень вероятно, что спас ей жизнь. Все это вместе взятое делало невозможным удовлетворение ее желания. Лечь с этим мужчиной в постель выглядело бы расплатой за услуги; не мог же он не понимать, что подобные условия соглашения для нее неприемлемы?
Однако все эти рассуждения не могли подавить в ней желания. Оно жгло и глодало ее тело, подтачивало сердце.
Железный обод колеса наскочил на камень, и повозка накренилась.
– Расскажите мне о Флетчере, – сказала Кэтриона. – С чего ему вздумалось нападать на нас?
– Даже не представляю. Вообще-то у нас с ним давняя неприязнь. Мы встречались в Талавере в восемьсот девятом. – Доминик прищурился. – Португалия, Испания. На этих бесплодных землях Веллингтон наголову разбил армию Наполеона. Вы, конечно, знаете о кампании на полуострове?
– Знаю и про Португалию, и про Испанию. Вимейро и Сьюдад-Родриго. Их земля омыта кровью шотландских горцев.
– Тогда, в Талавере, мы пошли в атаку поздно вечером, но часовые оказались на месте, всю ночь они стреляли в нас вслепую, как в призраков. На рассвете бой продолжился, но уже при поддержке пушек. Грохот стоял невообразимый. Через два часа долина была усеяна трупами. Взошедшее солнце висело в небе как кровавая жаровня, раскаленное оружие обжигало нам руки, пот слепил глаза. Когда жара сделалась невыносимой, генералы договорились о передышке, чтобы дать обеим сторонам захоронить мертвых. На несколько часов французы и англичане сошлись у ручья: мы разговаривали, шутили, делились пищей...
– О, вы были очень великодушны, – сказала Кэтриона. |