Медина не знала, сколько женщин здесь побывало, но ей казалось, что она ощущает их присутствие и сейчас.

У нее было чувство, что она может увидеть их как бы наяву — в вечерних платьях с глубоким вырезом, с тщательно сделанными прическами и руками, затянутыми в длинные перчатки.

Она подумала, что именно так ей придется выглядеть, вернувшись в Англию, и содрогнулась.

Медина была маленькой девочкой, когда отец увез ее после смерти матери, но она слышала, как он жаловался на скуку, которую неизменно испытывал в обществе своих родственников.

Он в весьма красочных выражениях описывал узость их взглядов и привычку ругать все новое и непохожее на то, что было принято сто лет назад.

И разумеется, его образ жизни тоже вызывал у них сильное неодобрение.

»Как я могу вернуться в Англию?»— в отчаянии спрашивала себя Медина.

Но пока, во всяком случае, она была очень рада быть сыном неизвестного шейха, а также проводником и учителем купца — наполовину араба, наполовину патана.

— Его светлость готов? — спросила Медина.

— Он готов.

Нуру было около сорока. Он оставался, с отцом Медины с тех пор, как профессор начал свои скитания по Аравии.

Hyp напоминал Медине нянюшку, которая была у нее в детстве: он так же заботился о ней, баловал ее и так же был непреклонен в своих запретах делать то или это.

Он всегда боялся, что погонщики узнают, что на самом деле она не мальчик, а девочка.

Медина настолько привыкла притворяться мужчиной, что уже не задумываясь вела себя как обычный арабский юноша.

Сейчас она сняла дорогую одежду и надела взамен длинную полосатую рубашку, черный бурнус и красную махрану.

В качестве уступки своему предполагаемому высокому происхождению она заткнула за кушак украшенный драгоценными камнями кинжал.

Hyp поднял одежду, которую она сняла, и убрал ее в мешок.

Потом он открыл дверь, и Медина увидела, что маркиз ждет ее в дверях своей каюты.

Он улыбнулся ей, и она с трудом удержалась, чтобы не сказать ему, каким красивым и изящным он выглядит в своем новом облике.

Hyp выкрасил ему лицо хной и подвел брови и веки сурьмой.

Медина подумала, что маркиз может легко сойти за араба.

Многие из туземцев отличались красотой, и частенько оказывалось, что их предками были древние греки, которые приплыли сюда исследовать эту страну и остались здесь, потому что полюбили ее.

Если маркиз будет молчать, решила Медина, никто не догадается, кто он такой на самом деле.

— Что дальше? — спросил он.

— Мы сходим на берег, — ответила Медина. — Нас ждут лошади, Без лишних слов маркиз пошел на палубу и вместе с Мединой и Нуром спустился по веревочному трапу в шлюпку.

Два матроса сели на весла и повели шлюпку к берегу.

Маркиз уже отдал капитану распоряжения, согласно которым сразу после их отъезда он должен был сняться с якоря и курсировать вдоль побережья.

Через две недели ему предстояло привести яхту в Аден и там ждать дальнейших инструкций.

Маркиз надеялся, что из Мекки ему удастся послать гонца.

Он намеревался передать капитану «Морского Ястреба», чтобы тот встречал его в Джидде или, если это будет слишком опасно, плыл дальше на север.

Если будет невозможно и то и другое, то яхту следовало бы отвести назад в Кану.

Какой из этих трех вариантов будет реализован, маркиз, разумеется, мог только гадать и решил, что время покажет.

Главное, чтобы в конце концов яхта оказалась там, где он мог бы сесть на нее и вернуться в Англию.

Как и говорила Медина, три чистокровных игривых арабских скакуна, присланные Селимом, ждали их на берегу.

Пустив свою лошадь рысью по мягкому песку, маркиз подумал, что он покидает обычный мир и вступает в сказочную страну.