А стрельцам аль есть вера? Чай, в головах царя Димитрия держат. Покуда в огородах копаются и со стрельчихами милуются — рыла рылами, а как за бердыши возьмутся — истое зверье. Полковой сотник и тот волком глядит, особливо когда государево жалованье опаздывает.
— Земля в разоре, казна пуста, — согласился Захар Ляпунов. — Пора смутная. Когда конец всему наступит?
Хованский безнадежно махнул рукой:
— Не вижу исхода.
И снова Захар сказал:
— Хоть мы, Ляпуновы, государем и обласканы, однако…
Прокопий резко прервал брата:
— Довольно пустословия, спасибо, князь, за хлеб-соль.
Ляпуновы откланялись. Дорогой Прокопий заметил:
— Попридержи язык, Захар. Ну как донесет князь?
В Арзамасе Ляпуновых настиг московский дьяк с государевым письмом. Шуйский велел рязанским и арзамасским дворянам с воеводой Хованским идти на воров к Пронску и там перекрыть дорогу на Михайлов гетману Лисовскому.
Остыв от боя, атаманы ватаг решили идти к царю Димитрию: он-де волю и землю холопам даст. Но Артамошка отказался: он ласку царскую на своей шкуре испытал. Виделся с ним в Речи Посполитой два лета назад, в войске его послужил, а когда поперечил пану Дворжецкому и помешал разбойничать на московской земле, царь Димитрий велел высечь Акинфиева батогами.
С той поры разошлись пути-дороги ватажного атамана Артамошки с царем Димитрием.
Не верил Акинфиев этому царю и когда с Болотниковым на Москву хаживал, и когда в Туле сидели. Кто бы холопам волю дал, так это Иван Исаевич, воевода крестьянский, и землей наделил бы, а бояр и дворян под корень извел.
— Нет, — ответил Артамошка атаманам, — я, ядрен корень, волю царя полной мерой изведал и лаской его сыт. Кабы Иван Исаевич позвал, сказ иной. Верю, жив он и отзовется.
Акинфиева поддержал Федор Берсень. Лесами и полевым бездорожьем увели они малую ватагу в верховье Волги, в земли черемисов и мордвы, татар и чувашей да иных народов Поволжья.
Дорогой Берсень рассказывал, как посылал его Болотников с Яшей и Сойкой, Варкадиным и Московым поднимать народ на правое дело. Слушали ватажники, как у Нижнего Новгорода воеводы Пушкин и Одадуров орду порубили, и сокрушались. Ватага стороной обошла Арзамас, повернула на Васильсурск…
В ту пору, когда Артамошка с товарищами уходил в Поволжье, Тимоша с ватагой переправился через Волгу у Ярославля и взял путь на Вологду. Чем дальше на север, тем меньше запустение, люднее деревни, богаче хозяйства. Не осмеливаются боярские и дворянские управители в глухомань забираться.
В лесу натолкнулись ватажники на крестьян, которые для Пушкарного приказа выжигали угли; от них узнали, что наезжали казаки, рассказавшие, будто царь Димитрий Москву осадил.
Посоветовался Тимоша с товарищами, и решили: освободят Болотникова и подадутся к царю Димитрию.
К Пронску Ляпунов подступил неожиданно — жители едва ворота затворили. Тревожно забил колокол на звоннице деревянной церквушки. Сбежались на стены городской люд и переметнувшиеся на сторону царя Димитрия стрельцы, выжидают. Спешились рязанцы, к приступу изготовились, а арзамасские дворяне лестницы наладили. Ражий детина в синем кафтане осадил коня у самых ворот, заорал:
— Эй, воры пронские, добром сдавайтесь, ино всем смерть!
Ему в ответ слова бранные:
— Ухвати нашего кобеля за хвост, поперву город возьми!
— Рязань косопузая, аль забыли, как на Мокше пятки смазали?
Прокопий Ляпунов задохнулся от гнева, знак подал. Полезли рязанцы да арзамасцы на стены, а сверху на них град камней и стрел, кипяток льют, огнем палят.
Стрельнули пищали.
— Давай! Давай! — подбадривает рязанцев Захар Ляпунов. |