Изменить размер шрифта - +
Потом я показал Антони через стекло экологариума новые сверкающие ростки — молодые хрустальные растения. На дне пруда в студнеобразной массе яиц ани-ворта уже можно было различить очертания, напоминающие головастиков. Древесный гриб с оранжевой каемкой вымахал почти на восемь дюймов в диаметре — я помнил, что две недели назад тут было лишь несколько черных спор на кучке опавших листьев.

— Растет, — пропищал Антони, прижавшись к стеклу носом и кулаками. — Все растет, растет!

— Верно.

Он расплылся в улыбке:

— И я расту!

— Это уж точно.

— А ты растешь? — Он тут же сам помотал головой — один раз, чтобы сказать «нет», а другой — потому что ему понравилось трясти волосами. Волосы у него были густые и длинные. — Нет! Ты не растешь! Не становишься больше! Почему?

— Еще как расту, — с негодованием сказал я. — Просто очень медленно.

Антони развернулся, привалился спиной к пластиковой стенке и уставился на меня, шевеля пальцами ног в песке — каждым пальцем отдельно, я так не умею.

— Люди должны расти все время. При этом они не обязательно делаются больше. Но внутри, у себя в голове, человек должен все время расти, понимаешь, малыш? Для нас, людей, это очень важно. Человек всю жизнь так растет, не останавливается. Во всяком случае, не должен. Он либо растет, либо умирает. Такой нам дан выбор, и этот выбор приходится делать всю жизнь.

Он оглянулся:

— Надо все время расти, даже если не можешь вылезти наружу.

— Да, — ответил я. И мне опять стало неловко. Я начал стягивать комбинезон, чтобы заполнить паузу. — Даже…

Тут у меня заело молнию.

— Черт побери!.. даже если не можешь выбраться.

Рррррр — я наконец открыл молнию.

 

Жители поселка вернулись тем же вечером. Они все ходили в поход вокруг подножия горы. Я немного покричал, чтобы до них лучше дошло, что нельзя было оставлять Антони одного. Но это не слишком помогло. Ну вы же знаете, как проходит типичный семейный скандал:

— Он не хотел идти! Мы не собирались его заставлять!

— Ну и что, что не хотел! Ему надо учиться делать и то, что не хочется.

— И кое-кому еще не помешало бы этому научиться!

— Слушай…

— У нас здоровая групповая динамика. Неужели ты не хочешь, чтобы он вырос здоровым…

— Я боюсь, что он может вообще не вырасти! Вы его бросили без еды, без медицинской…

— В пищевом автомате полно еды! И он умеет им пользоваться!

— Слушайте, когда я вернулся, у него рука распухла до локтя!

И так далее и тому подобное. Антони сидел посреди всего этого с растерянным видом. Окончательно запутавшись, он деловито сообщил:

— Когда па пришел домой, от него странно пахло!

Повисла пауза. Потом кто-то сказал:

— Ох, Вайм, неужели ты снова явился в таком виде! Хоть бы детей постыдился!

Я сказал пару слов, о которых потом пожалел, и двинулся прочь по пляжу — на четырехмильную прогулку.

Я зачем про все это рассказываю — про те разы, когда вернулся с вахты, и про экологариум? Наверно, чтобы подвести к главному.

К очередному месту работы мне пришлось добираться неделю на перекладных. Я должен был участвовать в восстановлении военного корабля, выведенного из строя в бою где-то в районе альфы Возничего. Только когда я добрался, работы для меня уже не нашлось. Тамошняя война кончилась — сейчас это быстро. Я унижался, врал и кое-как устроился в ремонтную бригаду, которая обслуживала передвижную станцию замены.

Быстрый переход