Так что вынуждена разочаровать — у меня тоже сложилось все хорошо, насколько это возможно на нашей земле.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Год спустя после окончания осады Ла-Рошели, в ночь с двадцать второго на двадцать третье августа, в Лувре дежурила рота гвардейцев под командованием господина Кавуа.

Вечер был теплым и лунным, чарующий аромат доносился из садов богатых особняков. Улицы и набережные благоухали менее приятно.

Когда часы у Самаритянки пробили одиннадцать, одинокая карета подъехала к неприметному входу в Лувр со стороны улицы Эшель. В карете находились я и Рошфор.

Лувр стоял темный и мрачный, сквозь плотные шторы на окнах ни проникало ни лучика света даже в тех комнатах, где еще теплилась жизнь. Лишь луна отражалась в непроницаемых стеклах.

Рошфор помог мне выбраться. Опираясь на его руку, низко опустив лицо, закрытое большим капюшоном темного плаща, я дошла до калитки.

Сообщив часовому пароль, Рошфор ввел меня в лабиринт дворца. Войдя во двор, мы прошли шагов пять вдоль каменной ограды, затем Рошфор собственным ключом отпер маленькую служебную дверь, которая вечером была обычно закрыта.

Я вошла одна, дверь за мной закрылась, повернулся ключ. Рошфор остался во дворике.

Придерживая юбки, я сделала несколько шагов в полной темноте, нашла рукой перила, носком туфли коснулась первой ступеньки лестницы.

Лестницей для прислуги я поднялась на третий этаж, затем свернула направо в длинный коридор. Он привел к другой лестнице, по которой я спустилась этажом ниже. Еще несколько шагов — и рука моя коснулась неприметной двери.

Нужный ключ был наготове. Пробежав ладонью по дверной обшивке, я нашла скважину замка, вставила ключ, и дверь отворилась.

Небольшое помещение освещалось лишь ночной лампой.

Погасив ее, я решительно распахнула шторы, пуская луну в Лувр. Затем скинула сковывающий движения плащ и осталась лишь в простом белом платье тяжелого шелка, без украшений и драгоценностей, в платье, открывающем плечи.

Комната была оббита лионским шелком, как шкатулоака. В обивке одной из стен, справа от окна, скрывалась потайная дверь, напротив нее, на другой стене висело зеркало.

Больше на стенах ничего не было, поэтому я шагнула прямо к зеркалу. Да, именно за ним и находился тайник. Я не умею хорошо работать с отмычками, поэтому провозилась до того момента, когда где-то в недрах дворца часы пробили полночь. Наступило двадцать третье августа.

Наконец отворилась и дверца тайника. Погрузив в его чрево обе руки, я осторожно вынула и поставила на круглый одноногий столик, стоящий у зеркала, ларец розового дерева с золотой инкрустацией. На крышке ларца завивалась узорами монограмма из двух больших букв «А».

Откинув крышку ларца, я достала белый атласный мешочек. На мешочке жемчугом был вышит тот же вензель. Судя по шелесту, который он издавал, в мешочке находились письма.

И наконец, под белым атласным мешочком с жемчужным вензелем лежало то, ради чего я и пришла в эту комнату Лувра.

Я достала простой стальной нож, без всяких надписей и украшений, с острием лезвия в виде лисьей мордочки, с полуторасторонней заточкой. Нож из отменной твердой стали. Ты верный друг, Фельтон…

Этот нож мой, и я пришла забрать его.

Какое отношение он имеет к той, что хранит его здесь в розовом ларце рядом с надушенным сладкими духами мешочком, полным глупых писем?

Фельтон был его владельцем, он принес его мне, от этого ножа у меня до сих пор шрам на теле, моя засохшая кровь была на его лезвии, когда Фельтон вонзал его в Бекингэма. Пора ему вернуться к настоящему владельцу.

А здесь я оставлю точно такой же. Его на одной из охот под Виндзором подарил мне как-то сам Бекингэм.