..
Марья Львовна (шутя). Ты - осторожнее... Твоя мать - тоже женщина...
Соня (вбегая). Мамочка! Неужели? давно?
Ольга Алексеевна. Что она болтает!
Варвара Михайловна. И хоть бы поздоровалась!
Марья Львовна. Сонька! Ты неприлична!
Соня (Варваре Михайловне). Да ведь мы видели сегодня друг друга? Но я с наслаждением поцелую вас... я добра и великодушна, если это мне доставляет удовольствие... или по крайней мере ничего не стоит...
Марья Львовна. Сонька! Перестань болтать и убирайся.
Соня. Нет, какова моя мамашка! Вдруг назвала себя женщиной! Я с ней знакома восемнадцать лет и первый раз слышу это! Это знаменательно!
Зимин (просовывая голову из-за портьеры). Да вы идете или нет?
Соня. Рекомендую - мой раб!
Варвара Михайловна. Вы что же не входите?.. Пожалуйста.
Соня. Он невозможен в приличном обществе.
Зимин. Она оторвала мне рукав у тужурки - вот и все!..
Соня. И только! Этого ему мало, он недоволен мной... Мамашка, я за тобой зайду, хорошо? А теперь иду слушать, как Макс будет говорить мне о вечной любви...
Зимин. Как же... Дожидайтесь!
Соня. Посмотрим, юноша! До свиданья. Луна еще есть?
Зимин. И я не юноша... В Спарте... Позвольте, Соня, зачем же толкать человека, который...
Соня. Еще не человек... вперед - Спарта!
(Их голоса и смех долго звучат где-то около дома.)
Рюмин. Славная дочь у вас, Марья Львовна.
Ольга Алексеевна. Когда-то и я была похожа на нее...
Варвара Михайловна. Мне нравится, как вы относитесь друг к другу... славно! Садитесь чай пить, господа!
Марья Львовна. Да, мы друзья
Ольга Алексеевна. Друзья... как это достигается?
Марья Львовна. Что?
Ольга Алексеевна. Дружба детей.
Марья Львовна. Да очень просто: нужно быть искренней с детьми, не скрывать от них правды... не обманывать их.
Рюмин (усмехаясь). Ну, это, знаете, рискованно! Правда груба и холодна, и в ней всегда скрыт тонкий яд скептицизма... Вы сразу можете отравить ребенка, открыв перед ним всегда страшное лицо правды.
Марья Львовна. А вы предпочитаете отравлять его постепенно?.. Чтобы и самому не заметить, как вы изуродуете человека?
Рюмин (горячо и нервно). Позвольте! Я этого не говорил! Я только против этих... обнажений... этих неумных, ненужных попыток сорвать с жизни красивые одежды поэзии, которая скрывает ее грубые, часто уродливые формы... Нужно украшать жизнь! Нужно приготовить для нее новые одежды, прежде чем сбросить старые...
Марья Львовна. О чем вы говорите? - не понимаю!..
Рюмин. О праве человека желать обмана!.. Вы часто говорите - жизнь! Что такое - жизнь? Когда вы говорите о ней, она встает предо мной, как огромное, бесформенное чудовище, которое вечно требует жертв ему, жертв людьми! Она изо дня в день пожирает мозг и мускулы человека, жадно пьет его кровь. (Все время Варвара Михайловна внимательно слушает Рюмина, и постепенно на лице ее появляется выражение недоумевающее. Она делает движение, как бы желая остановить Рюмина.) Зачем это? Я не вижу в этом смысла, но я знаю, что чем более живет человек, тем более он видит вокруг себя грязи, пошлости, грубого и гадкого... и все более жаждет красивого, яркого, чистого!.. Он не может уничтожить противоречий жизни, у него нет сил изгнать из нее зло и грязь, - так не отнимайте же у него права не видеть того, что убивает душу! Признайте за ним право отвернуться в сторону от явлений, оскорбляющих его! Человек хочет забвения, отдыха... мира хочет человек!
(Встречая взгляд Варвары Михайловны, он вздрагивает и останавливается.)
Марья Львовна (спокойно). Он обанкротился, ваш человек? Очень жаль... Только этим и объясняете вы его право отдыхать в мире? Нелестно.
Рюмин (Варваре Михайловне). Простите, что я... так раскричался! Вам, я вижу, неприятно...
Варвара Михайловна. |