Симингтон заметил, что подпись Брэнуэлла была не столь залихватской, как тогда, когда он использовал имя Нортенгерленда: почерк казался более неразборчивым и не таким уверенным, как будто сами слова выражали смирение, молчаливую покорность судьбе.
Что ж, пусть письмо Брэнуэлла отправится запечатанным в конверте еще в одно путешествие — в Менабилли, Корнуолл, близ Пензанса, места рождения матери и тети детей Бронте, у моря, за сотни миль от кладбища в глубине страны, где они похоронены. Симингтону всегда хотелось съездить в Пензанс, посмотреть на места, где жили родственники Брэнуэлла по материнской линии — корнуолльское семейство Брэнуэллов, в честь которого был назван мальчик, родившийся в семье Бронте. Он представлял себе, как отправится туда на машине вместе с Беатрис, даже намечал маршрут на карте, выбирая дороги, по которым поедет: до Бодминской пустоши и дальше, до самого края Англии. Но теперь слишком поздно: он устал и не может совершить это путешествие. Так пусть вместо него в Корнуолл отправится Брэнуэлл.
Ньюлей-Гроув,
Хорсфорт,
Лидс.
Телефон: 2615 Хорсфорт
27 сентября 1959
Уважаемая миссис Дюморье!
Спасибо за письмо и за чек. Весьма сожалею о нездоровье сэра Фредерика, которое не позволяет ему вкушать в Корнуолле блага отставки, а также о том, что Ваш визит в Йоркшир снова придется отложить. Однако я через несколько дней выберусь в Хоуорт, чтобы там проверить высказанные Вами догадки, а также еще раз взглянуть на медицинскую книгу преподобного Бронте и выписать оттуда для Вас его замечания.
Тем временем Митчелл будет присылать мне по почте сведения о мисс Г. — это его ничуть не стеснит!
Вкладываю в конверт еще один оригинал рукописи (счет прилагается) — письмо Брэнуэлла своему Другу Фрэнсису Гранди. Жаль, что не могу вручить его Вам лично в Менабилли, придется доверить письмо железной дороге — в этом мне видится нечто поэтическое, принимая во внимание, что Гранди был инженером-путейцем и подружился с Брэнуэллом, когда тот служил на железнодорожной станции Лудденден-Фут.
Надеюсь, что Ваши тревоги вскоре рассеются.
С наилучшими пожеланиями,
Глава 30
Корнуолл, август
То была годовщина моей свадьбы, исполнился год со дня нашего бракосочетания, но мы с Полом, увы, так и не стали едиными настолько, чтобы хоть изредка употреблять слово «наше». Это его дом, его автомобиль, его работа, его книга. Да, он начал писать книгу о Генри Джеймсе и Джордже Дюморье.
— Почему бы нет, — сказал Пол, — раз уж ты не воспользовалась моим предложением взять эту тему для своей диссертации. А идея, кстати, превосходная…
Он спросил, впрочем, как бы я хотела отметить годовщину, но, похоже, веселился при этом, словно вспомнил понятную только нам двоим шутку, и я ответила, что хотела бы отдохнуть от Лондона и съездить в Корнуолл.
— Поближе к Менабилли? Что ж, почему бы и нет. Полагаю, Фоуи — место ничуть не хуже других…
И он выбрал для нас чудесную маленькую гостиницу в Фоуи с видом на море. Мы выехали позавчера, двигаясь в жутком потоке машин под проливным дождем, всю дорогу почти не разговаривая. Прибыли, когда уже было темно; казалось, эта тьма растекалась, обволакивая нас черным облаком несчастья. Но когда мы проснулись утром, светило солнце, затопляя и пронизывая все мое существо, и я ощутила, что вновь преисполнена надежды, неожиданной, как высокое синее небо. Я повернулась к Полу и поцеловала его. И он не отвернулся.
— Люблю тебя, — сказала я, действительно ощущая это, видя, как серебристый свет с моря струится в открытые окна, а в зеркале напротив кровати отражается морская рябь и мы с Полом, сплетенные вместе.
Потом мы завтракали на открытой террасе, и воздух был таким чистым, не сравнить с лондонским, дул легкий ветерок, на противоположном берегу виднелся Феррисайд. |