Я сказала, что должна идти домой: сегодня вечером предстояло присматривать за детьми, но, когда я уходила, Миллеры пригласили меня на обед через неделю и обещали представить своему племяннику, который очень внимателен к ним, примерно моего возраста и недавно переехал в Лондон. По пути домой я шла по Черч-роу: закатное солнце бросало косые лучи на могилу родственников Дафны — надгробные камни Дюморье, сгрудившиеся словно на семейном сборище: Джордж и Эмма — ее дед и бабушка; Джеральд и Мюриел — ее родители; Сильвия, сестра Джеральда, умершая рано, как и ее муж Артур, и их дети — пятеро потерянных мальчиков, усыновленных Барри. И мне пришло в голову: а не думал ли о них и мой отец, когда шел той же дорогой, по которой ходили Дюморье и по которой сейчас иду я?

А может быть, отец всего лишь только интересовался Робертсоном Николлом? Связывал ли он как-то Николла с Дж. М. Барри, который, возможно, приезжал сюда навестить Николла? Думал ли о них отец, прогуливаясь по Черч-роу или по дорожкам, скрытым от посторонних глаз к северу от кладбища, там, где стоит красивая маленькая часовня, которая до сих пор кажется столь же далекой от города, как в те времена, когда отец впервые появился в Хэмпстеде, и задолго до этого, когда Николл и Барри бродили вместе по этим тихим улочкам, беседуя о Шарлотте Бронте. Мне хотелось, чтобы все это обрело смысл, встало на свои места, как недостающие части головоломки, но ничего не получалось. Было бы замечательно, если бы все наполнилось содержанием, но, по правде говоря, я видела лишь цепочку странно резонирующих случайностей: я покупаю в Хоуорте книгу о Николле, не зная, что выросла в принадлежавшем ему доме, не имея ни малейшего понятия об интересе отца к нему, привожу книгу домой, в Хэмпстед, но она остается непрочитанной, поскольку мои мысли в гораздо большей степени занимает Симингтон.

Вернувшись домой, я нашла биографию Николла и изучила ее более внимательно. На фронтисписе была надпись, о которой я помнила: «Рождество 1925. Дж. А. Симингтону». А ниже стояли не замеченные мною ранее инициалы, написанные чернилами ржавого цвета, настолько выцветшими, что их почти не было видно: «Т. Дж. У.». Значит, биография подарена Уайзом, так оно, вероятно, и было, и я держу сейчас в руках книгу, которую брал с полки Уайз, страницы которой перелистывал Симингтон. Я просмотрела главы более тщательно, чем раньше, и обнаружила несколько фотографий: Лавровая Сторожка в конце девятнадцатого века, ряды книжных полок в домашней библиотеке. Мне пришло в голову: а может быть, и мой отец рассматривал те же фотографии и страстно желал, как и я, совершить путешествие во времени — очутиться на старой фотокарточке или пробраться между строчек печатного текста, стать свидетелем прошлого, увидеть, как все было на самом деле, а не так, как видится в ретроспективе.

А потом я попробовала читать биографию Николла, но, честно говоря, она довольно скучная. Да, он знал немало интересных людей — Барри, Джорджа Дюморье, Роберта Льюиса Стивенсона, основал успешный еженедельник «Бритиш уикли», написал целую серию книг под названием «Литературные анекдоты девятнадцатого века» совместно не с кем иным, как с Т. Дж. Уайзом, тогда еще видным библиофилом, не покрытым позором за свои фальсификации и кражи. Выяснилось, что во второй том, появившийся в 1895 году, была включена сказка, по слухам написанная Шарлоттой Бронте в четырнадцатилетием возрасте, рукопись которой входила в коллекцию Уайза. Я обнаружила также историю путешествия Николла в Ирландию со своим другом Уайзом. Целью поездки были поиски рукописей и других относящихся к Бронте реликвий, увезенных туда овдовевшим мужем Шарлотты.