|
И именно этот алтарь, скорее всего, и искал во дворце едва ли не с пеной у рта древний язычник…С целями, которые священники-монотеисты уж точно не одобрят, вне зависимости от того, какой именно конфессии принадлежат. Оракул-самоучка был готов в этом поклясться своим даром ясновиденья, да еще и добавить к нему чего-нибудь…Булочку с повидлом, например. А еще Олег первый раз видел, чтобы пребывая в энергетической форме Савва облачился в расшитую рунами и золотыми рисунками белую жреческую мантию, подходящую огненному исполину по размерам. Причем данная вещь не являлась видимостью или частью пылающего тела древнего волхва, поскольку обладала собственной аурой и аурой крайне непростой. Словно активированный одноразовый артефакт она потихоньку теряла стабильность, буквально по волосу истончаясь в энергетическом зрении, и в то же время подобно капищу жреца, она несла в себе отзвуки множеств сил, великих, но далеких…Однако сейчас эти силы казались заметно ближе и, если можно так выразиться, более концентрированными и целенаправленными, чем в деревянных идолах. Даже таких, которые использовались в качестве места поклонения на протяжении сотен лет. Нечто подобное чародей чувствовал, когда начал свою работу новый храм Перуна, и, скорее всего, подобное значило, что прямо сейчас за Саввой наблюдают его покровители…Все его покровители! Одновременно! А мантия видимо являлась своеобразным аналогом устройства для видеосвязи и приемника-передатчика энергии…Или временно выданным мандатом.
— Итак, настал тот день и час, когда решается судьба жителей этого города, погрязшего в пороках и увязшего в паутине ложной веры. — Видимо сочтя, что зрителей собралось достаточно, Савва начал свою речь…Правда, на русском языке. Но отчего-то Олег не сомневался, все кому надо его поймут, либо с помощью шепчущего на ухо переводчика, либо, в крайнем случае, наблюдая за поведением своих более подкованных в чужой речи соседей. — Тем, кто носил здесь рабские ошейники, я обещал свободу от оков, и свободу от помутняющей разум злой волшбы, что никуда не делась, а лишь временно отступила под воздействием чар…Если, конечно, они станут за неё бороться. И мне, жрецу истинных богов, было бы немыслимым позором нарушить свое слово! Каждый, кто сможет сразиться с одним из моих солдат и не проиграет в течении тридцати секунд, а после присягнет пять лет служить Возрожденной Российской Империи, найдет свое место в рядах её армии и будет вывезен отсюда летучим кораблем вместе с тем имуществом, которое сможет удержать в руках. Если он хочет взять с собой человека, который не хочет или не может сражаться, срок удваивается. Двух — утраивается…Впрочем, место в трюме можно будет и купить, если найдется достаточно серебра или золота, чтобы хватило платить жалование наемнику в течении все тех же пяти лет! — Увы, все как и ожидалось. Пафос, честь и благородство снаружи, да только изнутри не просто попахивает, а натурально-таки смердит гнилым душком из жестокости, алчности, холодной расчетливой целесообразности и абсолютно наплевательского отношения к союзникам, пусть и временным. — Олегу стоило заметных усилий удержать лицо от того, чтобы скривиться в раздраженной гримасе. У Стефана на губах тоже застыла его постоянная улыбочка словно приклеенная и лишь очень хорошо знающие толстяка люди смогли бы понять её неестественность. А вот Святослав, также мгновенно во всем разобравшийся, скривился будто съел лимон…А потом поспешно прикрыл рот рукой и сделал вид, будто зевает. Пока его гримасы не заметил кто-нибудь из слуг архимагистра или сам древний волхв, что безусловно отметил бы такую критику своих слов и себя любимого. — Остающиеся в городе рабы обречены, ненадолго вырвавших себе свободу людей их бывшие хозяева в лучшем случае просто зарежут, но больше чем уверен, вымещая недавний страх перед своей взбунтовавшейся собственностью и подавая пример для остальных невольников, проживающих за пределами города и не присоединившихся к мятежу, они будут использовать самые ужасные пытки, которые только смогут вообразить. |
