Из горла у них вырывались крики, крики наслаждения, крики радости. Крики удовлетворенного желания. Крики любви.
А когда все кончилось, они, не чувствуя усталости, начали заново, бессвязно что-то шепча друг другу, говоря о красоте луны, о чуде ночи.
А в промежутках между любовными объятиями он лежал рядом, прижимал ее к себе, согревал жаром своего тела.
В конце концов Рина, утомленная, задремала. А Кил по-прежнему не выпускал ее из объятий. Сам он заснуть не мог. Не отрываясь, смотрел на луну. До утра, повторял он, переводя взгляд на восток. Что-то принесет рассвет — облегчение или ужас смерти?
Чувствовал себя Кил хорошо. Просто прекрасно. На болезнь и намека не было.
Наконец луна начала бледнеть. Далеко на востоке возникли первые розовые блики света. Кил принялся разминать руки. Они совершенно онемели. И в горле, со страхом заметил он, тоже вроде запершило.
О Боже, только не это, про себя взмолился Кил. Будь милосерден, о Господи, сделай так, чтобы все было хорошо. Позволь нам встретить утро.
Восток алел все сильнее и сильнее. Луна пока еще покачивалась на небе, но уже только далекой и бледной тенью. Поднималось солнце.
Устроившись кое-как между сиденьями и приникнув к его груди, Рина крепко спала.
Что это — умопомешательство или действительно болезнь? А может, все дело просто-напросто в том, что он целую ночь провел в таком неудобном положении — отсюда и немота во всех членах?
Стараясь не разбудить Рину, Кил потянулся к бутылке и сделал длинный-предлинный глоток. Боль в горле прошла. Жара не ощущалось, даже ничего похожего на температуру.
Кил бережно положил руку Рине на лоб. Прохладный — такой же прохладный, как и ветерок, что ласкал их ночью.
Кил прикрыл глаза.
Мы выкарабкались, все позади. Да, вроде полный порядок. О Боже Всемогущий, благословен будь в небесах, спасибо тебе, ты сделал это.
— Ну вот, нечто в подобном роде я и ожидал. Ни стыда ни совести!
Кил изумленно захлопал глазами. Неподалеку раздался смех. Прищурившись — солнце уже вовсю било в глаза — он попытался разглядеть, кто же это смеется.
Налегая на весла, к ним стремительно приближался Доналд.
— Идиот! — Кил поспешно попытался прикрыться и прикрыть Рину одеялом. — С ума сошел? Ведь даже не спросил, как я себя чувствую. А что, если сгораю от лихорадки?
— Ни от чего ты не сгораешь, все в полном ажуре. — Доналд подгреб к ним вплотную, и лодки слегка стукнулись бортами.
— А тебе-то откуда знать?
Доналд немного помолчал и посерьезнел.
— Откуда, откуда — от Трентона. Он сказал, что, если бы ты подхватил эту чертову инфекцию, тебя бы уже не было в живых. Мне не хотелось говорить это вчера вечером, потому что… потому что… а, что объяснять, и так все понятно!
Кил посмотрел на небо и засмеялся. Рядом зашевелилась и открыла зеленые глаза Рина. Он быстро и весело поцеловал ее в губы.
— Все позади! Все прошло, любовь моя!
Он потрепал ее по щеке и вскочил так стремительно, что лодка заходила ходуном.
При виде того, как Кил бросился в воду, Доналд довольно заулыбался.
— Ну не болван ли? — обратился он к Рине, ухмыляясь еще шире. — Купаться голышом в такую холодрыгу!
Рина, не отводя глаз, смотрела на Доналда. Растерянность постепенно сменилась чистой и радужной улыбкой.
— Доналд? — Голос ее едва заметно дрогнул.
— Все позади, Ри. Да ничего и не было. Нас просто водили за нос, а теперь игра окончена.
Рина зажмурилась. Итак, ей оставлена жизнь. И Килу оставлена жизнь. Нет, жизнь оставлена им обоим.
Вместе с утром пришло голубое небо, яркое солнце, спокойное море — и жизнь. |