— Точно, Маргарита Зеленцова. А эта Эля… нет, не помню фамилии.

Опять они замолчали, вспоминая Элю. Очень худая высокая женщина с ввалившимися глазами. В первые дни прошел слух, что ребенок у Эли в тяжелом состоянии. Его не приносили кормить, и Эля во время кормления выходила в коридор, не в силах выносить воркования мамаш, лицезреющих своих чмокающих сокровищ. И вечерами, когда уходили врачи, Эля все ходила и ходила по коридору, не вступая ни с кем в разговоры, а ночью стонала во сне.

Надежда вспомнила, что ни разу за две недели с Элей не разговаривала. Эля избегала их, молодых, счастливых и беспечных. Они общались втроем или с такими же как они молодыми мамашами из других палат.

Как-то вечером, когда Эля опять монотонно ходила по коридору, к ним в палату забежала детская сестра Клавочка. Люба угостила Клаву фруктами, которые ей в изобилии приносил муж, но доктор Алексей Иванович Любе их есть временно запретил, потому что у ее девочки началось расстройство. Клава съела грушу, яблоки и гранаты забрала с собой, а в благодарность рассказала им все сплетни об Эле, что этот ребенок у нее третий, что остальные двое умерли — один в утробе на шестом месяце беременности, а второй родился и прожил два дня. И теперь это у Эли последний шанс родить ребенка. Клава слышала, как Эля приходила к доктору Алексею Ивановичу и умоляла его сделать все, что в его силах, чтобы ее девочка выжила, на что доктор ответил, что все уже сделано и теперь можно надеяться только на бога.

Клаву позвали в детское отделение, они все втроем поахали, посочувствовали Эле, а потом выбросили ее историю из головы, не потому, что были такими жестокими или равнодушными, а просто принесли детей на кормление, и все проблемы отступили на задний план, кроме одной: возьмет ли ребенок грудь, и не мало ли ему молока?

И была еще одна у них соседка по палате — девочка пятнадцати лет, Маргарита. Это сейчас пятнадцатилетние мамы никого не удивляют, а тогда это была редкость. Девчонка была хорошенькая, и глазки умные, но вот пошла по кривой дорожке. Про отца ребенка не было ни слуху ни духу. Родила она тоже с какими-то осложнениями и сразу же сказала врачам, что от ребенка отказывается и чтобы кормить не приносили. Нужно было вызывать юриста и оформлять документы, но Алексей Иванович все тянул, надеясь, что Маргарита одумается. Приходила ее мать или тетка и скандалила в ординаторской, чтобы не принуждали девочку и не давили на психику, так что Алексей Иванович рассердился и сам закричал на тетку, что надо было раньше девчонку держать в ежовых рукавицах, чтобы не шлялась черт-те где и в подоле не приносила.

Вся их троица Маргариту презирала, та это чувствовала и откровенно хамила, так что прямая Люба однажды не выдержала и назвала Маргариту неприличным словом. Та побледнела, вскинулась было, но тут вмешалась Софа и с трудом погасила скандал.

На следующий день в палату пришел Алексей Иванович и сухо сказал Маргарите, что оформлять отказ от ребенка не нужно, так как ее дочка ночью умерла. Он принес какие-то справки и документы и сказал, что сама Маргарита здорова и ее выпишут хоть сегодня. Та молча собрала вещи и вышла из палаты, ни с кем не попрощавшись. Все, кроме Эли, опять поахали и немножко посудачили на тему, что дети, хоть и новорожденные, чувствуют, когда они никому не нужны, а потом снова выбросили все из головы.

А еще через день Эле впервые принесли кормить ее дочку. Все очень радовались за Элю, что кризис миновал, что девочке лучше, и все наладилось. Эля тоже выглядела счастливой, но все равно была малоразговорчива. Так прошло время и их всех выписали, только Элю оставили еще ненадолго.

— Вот, Вера, все, что могли, мы вспомнили. И хоть убей, я не пойму, что же мы такого знаем, за что нас надо убивать? Надо искать координаты Софы, если и с ней что-то не так, тогда в полицию пойдем.

— Типун тебе на язык, Надежда, еще накаркаешь про Софу-то!

После ухода Надежды Вера машинально вымыла посуду, вытерла стол, потом переоделась, прошлась по квартире и наметанным хозяйским глазом увидела, что покрывало на кровати с одной стороны изжевано Маком, что занавески на кухне некрасиво провисли и на кафеле у плиты появились какие-то странные разводы, и сама плита давно не мыта.