Так почему нет, думал он. И среди этих звезд — ее астральная аналогия, звезда моей возлюбленной, моей сестры, моей супруги, в коей находится место разума.
Тот, кто не верит ни во что, кончает тем, что верит во все. Так сказал Честертон, забытый им его католический ментор. Пусть будет по его слову. Она — душа правды; она заслужила это. У него было такое чувство, будто он был близок к смерти, но возродился. Да, пусть будет так, как она говорит. Приму веру. В зеркале душевой он только сейчас увидел уробороса на цепочке у себя на шее.
Утром они тронулись в путь после того, как Роза свернула палатки Разиэля и Де Куффа, и поспешили на север по дороге, шедшей поверху Хула-Валли. Они видели кабанов, пробегавших у озера, и парящую в небе скопу. Голанские высоты приближались. У воды рос папирус. Пеликаны планировали, как птеродактили, угловато вышагивали и прятали голову в воду с ловкостью карточного фокусника.
— Пеликаны пустыни, — сказал Лукас.
Они доехали до места, которым кончалась лукасовская дорожная карта «Паз петролеум». Угол карты обтрепался и отсутствовал.
— Есть у нас приличная карта? — спросил он.
— Только такая, — сказала Сония, протягивая карту, которую выдали с машиной в прокатной компании. Она была не слишком подробной.
— Вот такая карта убила епископа Пайка, — сказал Лукас.
— Как раз для нас, — ответила Сония.
54
Разиэль и Де Куфф стояли на окраине друзской деревни. Усеянная козьими и овечьими катышками дорога вела от каменных домиков к каменистым пастбищам, на которых паслись козы и длинношерстные овцы. Далеко внизу, на склоне, почти под прямым углом росли сады друзов.
К ним подошли деревенский староста и его сын. Небесный свод над горами сочил прохладный серый рассвет.
Старший друз немного говорил по-французски. Его сын работал в концессии в парке «Долина Хула» и знал несколько слов на иврите. Разиэль старался уговорить их не заворачивать паломников обратно. Голанские друзы разрывались между природным гостеприимством, обидой на Израиль и страхом перед армейскими разведчиками и полицейскими агентами, работающими на Израиль, Сирию или на тех и других.
— Скажи им, что мы ученые, — посоветовал Разиэль Де Куффу, который разговаривал с пожилым друзом по-французски. — Скажи ему, что нас послало министерство. На поиски истоков Иордана.
— В Святом городе, — сказал Де Куфф, — нам рассказали о голосах в горах.
Он использовал арабское название Иерусалима, Аль-Кудс.
Староста безучастно взглянул на него. Помолчал и сказал:
— Privé.
— Только до реки, — сказал Де Куфф. — Только проедем через вас.
Пожилой посмотрел на «додж». На заднем сиденье спала Роза.
— Друзья помогут переправить нашу машину через гору, — сказал Де Куфф. Достал бумажник. — Мы заплатим.
Отец с сыном посмотрели на бумажник в его руке. Пожилой что-то сказал сыну, тот повернулся и зашагал к деревне. Разиэль прислонился к фургону, заслоняя ладонью свои глухие темные очки от серого сияния неба. Де Куфф стоял лицом к горе Хермон в позе молящегося мусульманина. Несколько минут спустя сын старосты вернулся с тремя мужчинами одних лет с его отцом.
— Мы можем предложить им все деньги, какие у нас есть, — сказал Де Куфф, переводя дыхание. — Что за беда?
— Спокойней, Преподобный. Если дашь слишком много, они испугаются и позовут пограничную полицию.
— Они честные люди, — возразил Де Куфф, доверчиво глядя на деревенских.
— Пусть и остаются честными. |