– У нас тут очень зыбкое положение, Лисил, – поздно ночью нашептывала мать сыну. – Мы умелы, искусны, необходимы, но заменимы. Стоит нам отказаться от дела, проявить хоть малейшее колебание – и нас обнаружат неизвестно от чего умершими во сне или же разоблачат и казнят за наши преступления. Ты ведь понял меня, сын? Соглашайся, всегда соглашайся и делай так, как тебе велят.

Как бы щедро ни вознаграждался труд шпионов и тайных убийц, Лисил оказался совершенно не приспособленным к уединенной жизни, которую вели его родители. У шпионов и наемных убийц не бывает друзей. Мать, как видно, понимала одиночество сына. В день, когда Лисилу исполнилось пятнадцать, она подарила ему крупного серебристо‑серого щенка. Щенок неуклюже прыгал вокруг Лисила, пошатываясь на некрепких еще лапах, и облизывал ему лицо. В жизни Лисила это было одно из очень немногих мгновений чистого, ничем не замутненного счастья.

– Этот пес – особый, – сказала мать, протянув к нему изящные тонкие руки. – Его прапрадед хранил мой народ в стародавние времена неизбывного ужаса. А теперь он будет хранить тебя.

Вот и все, что мать рассказала ему о Мальце и о своей неведомо где находившейся родине. В то время Лисил не обратил внимания на ее слова. Не будь он тогда так счастлив, он, быть может, и пристал бы к матери с расспросами или же позднее припомнил бы этот загадочный рассказ. Увы, тогда Лисил мог думать только о том, что в одном хотя бы стал похож на других мальчишек – у него тоже есть собака!

Когда ему исполнилось семнадцать, отец объявил, что его обучение закончено, а может, на этом настоял Дармут. Мать вручила Лисилу коробку со всеми инструментами, которые могли понадобиться ему при исполнении новых обязанностей.

– Теперь ты – анмаглак,  – сказала она. Голос ее был тих и невыразителен – ни следа гордости, простая констатация факта.

Сколько помнил себя Лисил, мать крайне редко говорила на родном языке. Хотя он выучил несколько местных диалектов, эльфийского языка он не знал – только два‑три случайно услышанных слова. Мать никогда не учила его этому языку, а когда однажды Лисил попросил ее об этом, она пришла в холодную ярость.

– Тебе никогда не понадобится говорить на этом языке, – отрезала она.

И когда Лисил уходил, торопясь покинуть ее комнату, он успел заметить или же ему просто показалось – мать сидела на скамье, повернувшись к нему спиной, и плечи ее мелко дрожали, словно она не могла сдержать беззвучных рыданий.

Глядя на коробку, которую мать подарила ему на день рождения, Лисил даже не спрашивал себя, что означает анмаглак.  Он и так хорошо знал, кем стал. В тот же самый день ему было приказано убить барона, который якобы составил заговор против Дармута. Приказ диктатора передал Лисилу отец.

Той же ночью Лисил перебрался через стены крепости барона Прога, проскользнул мимо дюжины стражников и спустился с башни в окно баронской спальни. Он вонзил стилет в основание черепа спящего – точь‑в‑точь так, как учил отец, – и, никем не замеченный, покинул крепость. Тело обнаружили только назавтра, около полудня. Да и какой бы слуга осмелился потревожить заспавшегося господина?

Земли Прога были конфискованы. Его жену и дочерей вышвырнули на улицу. Позднее Лисил разузнал, что случилось с семьей барона. Одну из дочерей взял четвертой наложницей верный Дармуту барон. Вдова и две младшие дочери умерли с голоду, потому что никто не осмелился им помочь. Больше Лисил никогда не пытался разузнать о семьях тех, кого он убивал. Он просто забирался в чужие окна, отпирал самые надежные замки, делал свое дело – и никогда не оглядывался назад.

В двадцать четыре года он все еще выглядел как семнадцатилетний юноша.