Магьер отступила на шаг.

– Слушай, я хочу только забрать собаку. Я не причиню тебе вреда.

Он вновь расхохотался, сощурив глаза так, что они превратились в сверкающие щели.

– Уж конечно, не причинишь, – согласился он гулким, неживым голосом. И прыгнул.

* * *

Это был все тот же сон – но на сей раз опьянение не смогло его прогнать.

Двенадцатилетний Лисил сидит на корточках в погребе под родительским домом и слушает урок своего отца.

– Вот, гляди… – Отец держит в руке человеческий череп и указывает на его основание. – Именно в этом месте, если внимание объекта отвлечено, можно применить узкий прямой клинок. У большинства человекообразных рас такой удар приведет к бесшумной и мгновенной смерти.

Отец поворачивает череп, демонстрирует место, где у живого человека начинаются шейные позвонки.

– Это наиболее трудный и сложный удар. Если не сумеешь выполнить его правильно… – Отец одаряет Лисила беглым, но многозначительным взглядом. – Тебя может спасти только одно: нанести сильный удар сбоку и сразу выдернуть клинок. В этом случае объект не успеет поднять шум. Используй для этого приема только стилет или подобный ему узкий и длинный клинок – ни в коем случае обычный нож или кинжал. Широкое лезвие либо застрянет в основании черепа, либо ударится о шейный позвонок.

Мужчина умолкает и пристально глядит на своего отпрыска. Густая, сбрызнутая сединой борода скрывает нижнюю часть его узкого худого лица. Он поднимает череп повыше. Юный Лисил послушно смотрит на череп, хотя видит в основном, какие у отца тонкие, почти изящные руки, как изумительно точно, гармонично каждое их движение – даже когда они несут смерть.

– Ты все понял? – спрашивает отец.

Лисил поднимает на него глаза. В руке его стилет, слишком большой для такого маленького мальчика. Лисил отчетливо помнит, что в этом месте всегда молча кивал в ответ, но во сне все происходит по‑другому, не так, как в его воспоминаниях. Во сне он протягивает было руку к черепу – но останавливается.

– Нет, папа, – отвечает юный Лисил. – Не понял.

Из полумрака выступает новое действующее лицо, оно словно вырастает из темного угла погреба. Это женщина, высокая, чуть выше отца, стройная, со смуглой, как у Лисила, кожей, удивительно гладкой и нежной – ни у кого больше он не видел такой гладкой и нежной кожи. Длинные волосы и густые брови отливают золотом, словно нити подсвеченной солнцем паутины. Косы почти полностью прикрывают заостренные уши. Большие янтарно‑карие глаза оттянуты к вискам.

– Лисил, правильный ответ – «да», – произносит она с нежным материнским укором.

Янтарные глаза спокойно глядят сверху вниз на Лисила, и под этим взглядом его охватывает безумное желание сделать все, чтобы угодить этой женщине… даже то, что глубоко противно его душе.

– Да, мама, – шепчет он, – да, папа… я все понял.

Лисил повернулся на бок во сне, застонал… и вдруг проснулся. Вначале он не очень понял, что именно прервало его сон, просто обрадовался. Голова трещала от усталости и выпитого вина. Выпил он сегодня много, да… но все же недостаточно, чтобы избавиться от сновидений. Перед глазами у него все плыло, и оттого он не сразу разглядел, что у костра больше никого нет.

– Магьер! – удивленно позвал он. – Малец!

Ответа не было, и Лисил тотчас протрезвел от страха. Издалека донесся вой, который не мог бы издать ни человек, ни зверь. Сделав над собой усилие, Лисил вскочил, сунул в ножны спрятанную под рукавами пару стилетов и, пошатываясь, побежал на звук.

* * *

И снова Магьер отпрянула, удерживая противника на расстоянии короткими взмахами сабли.