– Ради бога, открой; деньги, у меня для тебя деньги!

Сперва он услышал шаги, потом звук задвигаемого в стол ящика, потом Кольцов отворил.

Лапинского испугала перемена, за столь короткий срок произошедшая с его товарищем; спутанные волосы прядями свисали на лоб, глаза глубоко запали и горели каким-то зловещим беспокойным огнем.

Будто желая удержать его от какого-то действия, Лапинский инстинктивно схватил товарища за руку и растерянно оглядел комнату, затем быстро подошел к столу, который помещался в оконной нише и за которым Кольцов имел обыкновение писать. Тот сделал было попытку ему воспрепятствовать, однако сослуживец уже выдвинул ящик и обнаружил в нем пистолет, курок которого был взведен.

– Значит, действительно? – запинаясь, выговорил Лапинский; на большее в этот момент сил у него не хватило.

Оба некоторое время молчали. Первым взял слово Лапинский.

– Разве я не сказал, что собираюсь достать для тебя деньги?

– Я тебе от всего сердца признателен за верную дружбу, – ответил Кольцов, – но я не могу жить на чужой счет. Ведь в моем случае речь идет не о сиюминутной поддержке. У меня нет никаких перспектив на будущее, и даже если я перейду на хлеб и воду, навсегда отказавшись от игры и женщин, как при моем скудном жаловании я сумею расплатиться с долгами? В конечном итоге мне просто ничего иного, кроме пули, не остается.

– Неужели и в самом деле нет другого выхода из создавшейся ситуации? – сказал Лапинский. – Давай-ка пораскинем мозгами. Но прежде пообещай мне не предпринимать никаких посягательств на свою жизнь, по крайней мере, до тех пор, пока мы не исчерпаем все свои мыслительные ресурсы. Поручись мне в этом.

– При известных условиях, – ответил Кольцов.

– Ладно, – согласился первый, – если в течение месяца мы с тобой не добьемся никаких положительных результатов, ты будешь волен…

– Застрелиться?

– Застрелиться, утопиться, отравиться, подвергнуть себя колесованию, что тебе больше понравится.

– Договорились.

Друзья ударили по рукам.

– Ну, и что же у тебя за проект? – начал Кольцов.

– Пока еще, собственно, ничего конкретного, – ответил Лапинский, – но меня это не пугает. Есть ли на белом свете что-нибудь более изобретательное, чем мозг подпоручика? Итак, слушай внимательно! Начнем прямо с самого дерзкого. Свергни Орлова и сам займи место фаворита царицы.

– Как такое пришло тебе в голову? – воскликнул Кольцов.

– А что тут такого особенного? – заявил товарищ. – Затея лишь вполовину опасная для жизни по сравнению с самоубийством, ты парень видный, у тебя это должно получится.

В ответ Кольцов громко расхохотался.

– Чему ты смеешься? – продолжал Лапинский. – Нынче все возможно, все, уверяю тебя, самое невероятное и чудесное, совсем как во времена калифа Гарун-аль-Рашида. Но вижу, у тебя недостает храбрости на такой отчаянный поступок, или, может быть, Екатерина Вторая не совсем в твоем вкусе? Ты предпочитаешь чернооких красавиц?

– Хватит шутить! – проговорил Кольцов. – Путь, которым мне предстоит пойти, должен прежде всего быть честным.

– Гм… – Лапинский задумался. – Ага, есть такой путь, – внезапно закричал он, – я придумал. Тебе необходимо жениться.

– Жениться? Нет уж, лучше я тогда застрелюсь, – ответил подпоручик с выражением неподдельного ужаса на юношеском лице.

– Твои дела так и так плохи, – рассмеялся товарищ, – выбери хотя бы более приятный способ самоубийства и… женись.