Изменить размер шрифта - +
Министр мигом к директору завода. Наобещал ему с три короба — и тюрьму, и суму, и черта в стуле, на котором директор уж еле сидел. Оборонный же завод, мать его… Ты здесь что?! Ты здесь чем, в том смысле, что за каким?! Да за тот бардак, что ты на вверенном тебе предприятии развел, партбилет «Единой России» на стол положишь! Все счета твои прикроем! Дом в Испании, на тещу записанный, отберем!

И давай на него лыжами наезжать да палками, куда не хочешь, тыкать.

— Ну, — отвечает директор, когда его в чувство после обморока привели, — так бы сразу и сказали. Помогу, конечно, чем смогу. Кадры у меня уж не те, но за одного парнишку я вам ручаюсь. Что хочешь смастерит. Рукастый очень. Лезет ими везде, зараза…

— Левша? — спрашивает министр.

— За это не беспокойтесь, — отвечает директор, — левшее не бывает. У него как раз обе левые.

Ровно через неделю после того разговора приехали президент и премьер-министр и на Варварку, в палаты Старого Английского двора. Ночью приехали, инкогнито. Разбудили директора музея, который третьи сутки не спал — ждал высоких гостей. Тот по узкому коридорчику, в толстой стене сделанному, повел их в специальную комнату, в которой нимфозория английской работы хранилась. Заходят, а Левшу как раз министр нанотехнологий за вихры таскает.

— Что ж, — кричит, — ты, чудила из Нижнего Тагила, с тонким механизмом сделал, а?! Мало того, что как лежала, так и лежит — так ее еще и раздуло. Ты посмотри сам в мелкоскоп-то, идиот! Вишь, у нее пластинки стальные на пузичке как изогнулись! Того и гляди — лопнет.

Глянули премьер и президент в мелкоскоп — и правда изогнулись. Премьер так лицом потемнел, что в комнату пришлось еще две лампы внести. У министра тут душа в лыжи-то и ушла. «Все, — думает, — сейчас меня на шестеренки и разберут… Прямо на этом столе…» Тут президент опять посмотрел в мелкоскоп и говорит:

— Погодите ругаться. Тут, видно, Левшой что-нибудь сверх понятия сделано.

Подозвал его ласково и спрашивает:

— Ну, показывай нам — в чем тут твоя работа. Неужто ты только заворот шестеренок блохе устроил, и все?

— Нет, — отвечает Левша, — про такое вы даже и думать не могите. Сердечную шестеренку я ей заменил в лучшем виде, все коленные чашечки от ржавчины очистил и смазал. Так что ежели б она могла — танцевала бы такой брейк-данс…

— Елки зеленые! — восклицает в сердцах премьер. — Так отчего ж ей не можется?!

— В тягости она, — прошептал Левша и глаза опустил. — Кабы вы подождали с полчасика — она б и родила. У них, у мелких, все быстро происходит. Она и того… то есть… только два с половиной часа назад.

Тут все три начальника разом и выдохнули:

— Как же ты, стервец, ее обрюхатить смог?!

— Так ведь нанотехнологии, — сказал Левша и покраснел, как наше бывшее знамя. — Вы же сами все уши нам прожужжали…

Английскому послу никаких подробностей этой истории не рассказывали. Продемонстрировали, как резво скачет поздоровевшая блоха, и все. Он и от этого зрелища стал грустен, как английская лошадь. Приплод нимфозории (она разрешилась двойней) показывать пока никому не велели. То есть президент-то хотел похвастаться, пока он… но премьер…

— Подождем, — говорит, — пока. Пусть королева приедет. Вот мы ей вместе… я и покажу.

Что же до Левши…

 

О лесных русалках

 

Мало кто знает, что кроме обычных, речных русалок в незапамятные времена в европейской части России водились еще и лесные русалки.

Быстрый переход