Такова была древняя договоренность, и она имела какое-то отношение к железу.

Ветер стих. Постепенно он превратился в шепот на горизонте. Солнце вставало.

Это была страна октариновых трав. Очень благоприятная для земледелия, особенно для выращивания всяческих зерновых культур.

И было поле волнующейся на ветру пшеницы, обнесенное забором. Не очень большое поле. И ничем не примечательное. Просто поле и растущая на нем пшеница — конечно, тут не берется в расчет зима, когда на поле оставались только голуби и вороны.

Ветер стих.

Но пшеница продолжала волноваться, и это были вовсе не те волны, которые обычно вызывает ветер. Они расходились от центра поля, будто круги по воде от брошенного камня.

Воздух зашипел и наполнился сердитым жужжанием.

Потом в центре поля с шорохом легла молодая пшеница.

По кругу.

А в небе роились и сердито жужжали пчелы.

До летнего солнцестояния оставалось несколько недель. Королевство Ланкр мирно дремало в жаре, окутавшей леса и поля.

В небе появились три точки.

Спустя некоторое время они превратились в трех женщин, каждая на помеле, летящих клином.

Присмотримся к ним повнимательнее.

Первая женщина, назовем ее вожаком, летела гордо выпрямившись, словно бы демонстрируя полное пренебрежение сложностями полета. И похоже, в битве с сопротивлением воздуха победа была за ней. Лицо этой женщины можно было бы счесть интересным или даже приятным, но красивым его мог бы назвать только тот, кто всю жизнь мечтал обладать трехфутовым носом.

Вторая дама была коренастой и кривоногой, а лицо ее походило на залежавшееся яблоко и было исполнено почти смертельной доброжелательности. Она играла на банджо и… м-м, пела, если это можно так назвать. В песне той рассказывалось про злоключения некоего ежика.

В отличие от первого помела, которое можно было бы счесть почти ненагруженным — один-два мешка не в счет — транспортное средство второй дамы было увешано и уставлено самыми невообразимыми вещицами: пушистыми сиреневыми игрушечными осликами, штопорами в виде писающих мальчиков, бутылками вина в декоративных соломенных корзинках и прочими изделиями международной туристической культуры. А посреди всего этого устроился спать самый вонючий и злобный кот на Плоском мире.

Третья и, определенно, последняя наездница была самой молодой. В отличие от попутчиц, одетых словно вороны, на ней было платье яркой, веселенькой расцветки, которое ей абсолютно не шло — по всей видимости, подобные платья ей вообще никогда не шли. Эта дамочка путешествовала с выражением легкой и доброжелательной надежды на лице. В волосы ее были вплетены цветы — уже начинающие увядать, впрочем как и их владелица.

Три ведьмы пересекли границу королевства Ланкр, а чуть позже пролетели над самой столицей. Снижение они начали над вересковыми пустошами прямо за городом, а посадку совершили рядом с вертикально стоящим камнем, который отмечал границы их территории.

Ведьмы вернулись.

И снова все было в порядке.

Это «все в порядке» длилось минут пять.

В уборной поселился барсук.

Матушка Ветровоск вынуждена была несколько раз ткнуть в него помелом — наконец до барсука дошло, и он неуклюже уковылял прочь. Затем матушка сняла ключ, висящий на гвоздике рядом со старым выпуском «Поижидневного Ещегодника», и зашагала по дорожке к своему домику.

Ее не было целую зиму! Столько дел накопилось. Забрать коз у господина Тощаги, очистить печную трубу от пауков, выловить лягушек из колодца и, наконец, приступить к своим обычным обязанностям — когда рядом нет ведьмы, люди могут впутаться во все, что угодно, глаз да глаз нужен.

Но сейчас матушка могла позволить себе немножко отдохнуть, посидеть, задрав ноги.

В котелке свила гнездо малиновка. Птицы залетали в хижину через разбитое стекло.