|
На борту «Зеленого попугая» находилось всего три араба – один у рулевого колеса, двое остальных в машинном отделении, причем они приложили все усилия, чтобы спастись. Пароход был потоплен на виду у вашей яхты и еще другого судна. Нет сомнения, мистер Торольд, – пояснил он с оттенком иронии, – что бандиты были в курсе всего происходившего на «Кларибели». Крушение было инсценировано не только для отвода глаз, но, и это самое главное, для прекращения дальнейшего расследования. Разве общественное мнение не успокоилось на мысли, что награбленное и сами грабители лежат на дне? Какие данные были у полиции для дальнейших розысков? Через шесть месяцев, какое, через три; все кредитные билеты и обязательства могли быть отличным образом сплавлены, так как, что было бы предпринято для противодействия этому? Зачем предпринимать какие-либо меры, раз деньги ухнули на дно?
– Но три спасшиеся араба, находящиеся теперь в тюрьме, – сказал Сесиль, – ведь не зря же они проделали свои штуки? – Очень просто, – продолжал француз. – Их засадили в тюрьму на три года. Что это значит для араба? Он перенесет свое заточение со стоицизмом. Скажем, на семью каждого из них положено десять тысяч франков. Выйдя из тюрьмы, они сделаются обеспеченными людьми до конца своей жизни. Таким образом, ценою тридцати тысяч франков и затраты на покупку парохода – допустим, еще тридцати тысяч – грабители справедливо надеялись сохранить все в тайне. – Замысел, достойный восхищения, – отозвался Сесиль. – Именно, – согласился француз, – но его постигла неудача. – Но почему? – И вы спрашиваете? Вам это хорошо известно, так же хорошо, как и мне. Во-первых, благодаря тому, что в дело было замешано много народа, во-вторых, из-за свойственного арабам тщеславия, в-третьих же, по вине родинки на подбородке. – Кстати, – заметил Сесиль, – за этим-то именно человеком я и явился сюда. – Он арестован, – кратко ответил француз и вздохнул. – Добыча не охранялась надлежащим образом, поэтому часть ее растаскали. Один грабитель, по всей вероятности, говорил: «Как мне нравятся красивые часы». А другой: «Что за револьвер! Я им непременно воспользуюсь». Ах, арабы, арабы, какие они в этом отношении идиоты! Настоящие идиоты! – с сердцем повторил он. – Вы раздражены? – Мистер Торольд, я поэт в этих вещах. Меня выводит из себя, что такая чудесная затея рухнула по легкомыслию. Однако, как начальник сыскной полиции, я этому радуюсь. – В ваших руках и добыча, и грабители? – Думаю, что да. Во всяком случае, я сцапал двух грабителей и захватил много похищенного. Большая же его часть находится… – он остановился и оглянулся. – Мистер Торольд, могу я на вас положиться? Быть может, мне больше известно о вашей организации, чем вы думаете. Могу я на вас положиться? – Можете, – успокоил его Сесиль. – Вы согласны быть в моем распоряжении в течение завтрашнего дня, чтобы помочь мне? – С удовольствием. – Тогда выпьем кофе. Завтра утром мне понадобится крайне важная справка, недостающая в данный момент. Итак, давайте же пить кофе.
III
На следующее утро, прогуливаясь около Мешида, одной из крохотных деревушек оазиса, Сесиль встретился с Евой Финкастль и Китти Сарториус, с которыми он не сталкивался с момента своего отъезда из Брюгге и которых он заметил накануне на вокзале. Ева Финкастль серьезно заболела в Ментоне, но теперь отпуск молодых девушек был продолжен. В денежном отношении этот вынужденный отдых не имел большого значения для Китти Сарториус, не пожелавшей покинуть подругу к большому неудовольствию ее лондонского антрепренера. |
