Жалеть подобных? Нет, никогда, ни за что — пока они сгоняют детей в стаи и принуждают к работе, а потом жадно поглощают бесчисленные выгоды.

Решится ли сие округлое эго опуститься до сурового осуждения? Сие округлое эго решится! Мир, построенный из нескольких палок, способен исторгнуть слезы из глаз, пока юный творец стоит на четвереньках, напевая дюжину песен без слов сразу, говоря сотней голосов и передвигая незримые фигуры по полю разума (иногда останавливаясь, чтобы вытереть нос). О да, решится, да еще как решится! И приготовится поспешить на помощь жертве жестокого злоупотребления.

Даже змеюка имеет грандиозные замыслы, но вынуждена ползти пядь за пядью, сражаясь с пространствами, которые презрит гигант или бог. Она высовывает жало, чуя запахи, и мотается влево — вправо. Спасение — зрелый плод в конце охоты, прогретое солнцем птичье яйцо, попавшая в челюсти вкусная крыса.

Так ищет змея, подруга правых. Так скользит угорь сквозь мутный ил мира, шевеля усами. Скоро, надеется он, скоро!

Молодой Харлло не думал о справедливости, не думал о законной свободе. Не создавал ленивым воображением слов из блестящих жил сырого железа. Не виделись ему искры золота в острых выступах холодного кварца. Не было у него времени встать на колени посреди какого-нибудь заросшего городского сада, строя крошечные крепости и мостики из тростинок над потоками от вчерашнего ливня. Нет, детство Харлло окончилось. В шесть лет.

В тот самый миг он лежал на полке прочного черного камня, поглощенный темнотой. Он едва мог расслышать работников наверху, хотя камешки то и дело проносились мимо, отскакивая от стен пропасти и резко звякая о каменный пол внизу.

В прошлый раз его спускали на веревке и не было такой беззаботной лавины камней, каждый из которых способен проломить ему череп. В прошлый раз он спускался свободно, вытянутые руки не доставали до стен, что заставляло думать о необычайной ширине пропасти, ведущей, вероятно, в пещеру. Разумеется, сегодня веревки не было — Харлло вообще должен был быть в другом месте; если его найдут, то могут наказать.

Бейниск отослал его на Утесы в конце смены. Именно там он и должен был уже оказаться, чтобы торопливо выхлебать водянистый суп из миски, сжевать кусок черного хлеба и завалиться на койку. Вместо этого он карабкался вниз по стене — без света, чтобы случайно не обнаружил какой-нибудь шахтер.

Нет, здесь не пещера. Наоборот. Это отвесная стена со множеством углублений, и все зияющие дыры имеют странно правильную, прямоугольную форму — хотя Харлло понял, что ползет по стене погребенного здания, только когда достиг балкона. Ему хотелось скользнуть в одно из окон и осмотреться, но нельзя — он же обещал принести лубки Костяному Шахтеру внизу, и он это сделает!

Осторожные расспросы открыли ему значение слова «лубки», однако найти палки, подходящие для закрепления разбитых ног Шахтера, не удавалось — попадались либо тонкие и слабые, либо недостаточно прямые. К тому же все дерево в лагере тщательно охранялось. Тогда он пошел к мусорным кучам, куда бросали все отходы. Под подозрительными взорами старух, которые продали детей и внуков на рудники, но потом поняли, что не могут отказаться от кровной связи, и обрекли себя на прозябание в мирке у границ лагеря, Харлло просеивал мусор.

Часто — особенно в боковых тоннелях, что ведут сквозь слои песчаника — шахтеры находят груды костей давно погибших созданий. Эти кости велики, прочны, их почти невозможно сломать. Черепа и тому подобное сбывают коллекционерам — ученым с косящими глазами, избытком монеты и свободного времени.