Швырнул гренаду наверх.
Две стрелы отскочили от крышки котла; сила удара выбила его из руки. В тот же миг женщина-ассасин прыгнула на него с середины лестницы.
Болт Хватки вошел в нее где-то на уровне паха, заставив задергаться еще в полете. Она упала под звук разорвавшегося жулька. Тогда Дергунчик, подняв меч, рванул вверх по лестнице. Хватка поспешила следом, вытаскивая свое оружие. — Уйди с дороги со своим свинорезом! — прорычала она. — Прикрывай! — Оттолкнув его плечом, она проскользнула вперед.
Наверху валяется куча все еще содрогающихся обрывков плоти, стены забрызганы кровью — и движение там, в коридоре.
Перескочив мертвецов и умирающих, Хватка ворвалась в коридор и, увидев троих ассасинов, что медленно поднимались с пола, напала на них.
Зарубить ошеломленных врагов оказалось просто. К тому же Дергунчик прикрывает с тыла…
Дымка открыла глаза и удивилась, почему лежит на полу. Попыталась поднять левую руку — и застонала от пронизавшей тело огненно-красной боли. Глаза почти не видели. Ох, теперь она вспомнила. С тихим стоном женщина перекатилась на правый бок и заставила себя сесть, стерла с глаз пот и кое-что похуже.
Входная дверь выбита и качается на одной петле.
На улочке можно различить полудюжину фигур в капюшонах — они сползаются все ближе. Дерьмо!
Она принялась оглядываться, отчаянно ища что-то похожее на оружие — зная, что времени нет, зная, что они порубят ее на куски, раз и навсегда. И все же она увидела нож и потянулась к нему.
Шестеро ассасинов рванулись к двери, словно соревнуясь в скорости.
И кто-то врезался в них сбоку, ревя как бешеный бык. Дымка вытаращилась на громадного мужлана — «Чаур!» — заработавшего увесистыми кулачищами. Головы вывертывались на сломанных шеях, брызгала кровь… Тут подоспел Баратол, с одним ножом напав на ассасинов. Дымка разглядела страх в глазах кузнеца — страх за Чаура, страх перед тем, что случится, когда ассасины опомнятся…
А они уже начинали.
Дымка встала, подняла кинжал с пола, похромала вперед…
Но Дергунчик оттеснил ее в сторону. Подняв в левой руке изрубленную крышку, он принялся полосовать мечом ближайшего убийцу.
Чаур (руки его были изрезаны отчаянными ударами асасинов) схватил одного и швырнул на камни мостовой. Затрещали кости. Все еще ревя, он ухватил изломанное тело за лодыжку и подбросил в воздух, отпустил — столкнулся со следующим асасином — оба упали… Баратол вдруг оказался над первым противником Чаура, вогнал носок сапога ему в висок. Тело сотрясли спазмы.
Дергунчик вытащил меч из груди ассасина и начал искать новую жертву. Потом выпрямился.
Прислонившаяся в косяку Дымка сплюнула. — Всех положили, серж.
Баратол обхватил Чаура руками, чтобы успокоить. По широким щекам Чаура струились слезы, кулаки все еще были сжаты, словно на концах его рук были окровавленные дубины. Он обмочился.
Дымка и Дергунчик следили за кузнецом; тот крепко прижал дружка с себе, с такой откровенной симпатией и таким явным облегчением, что малазане отвели взгляды.
Хватка появилась позади Дымки. — Выживешь? — спросила она.
— Буду как новенькая, едва Колотун…
— Нет, любимая. Не Колотун.
Дымка зажмурилась. — Они подловили нас, Хва. Застали врасплох.
— Точно.
Женщина огляделась. — Ты уложила всех, кто вошел в пивной зал? Чертовски впечатляет…
— Нет, не я. Хотя все готовы. Я убила четверых, что побежали сверху. Похоже, они чего — то испугались.
«Испугались? Но кто же был наверху?» — Мы потеряли барда?
— Не знаю, — сказала Хватка. — Не видела его.
«Сбежал со сцены…»
— Жемчуга мы тоже потеряли. |