Данте — сын своего времени: в канцонах, а также в письме к императору Генриху VII он оправдывал месть. Во второй канцоне о Каменной Даме поэт восклицал: «Прославлен будет мститель похвалою!» Однако в этой песне «Ада», несмотря на стоны неотомщенного родича, которого поэт и замечает и не замечает, Данте как бы отходит в сторону от насилия, внимая словам Вергилия: «И не о нем ты должен помышлять». И они продолжают свой путь.

В десятом, последнем рве восьмого круга ада мучаются обманщики — алхимики, люди, выдававшие себя за других, фальшивомонетчики и, наконец, просто лжецы и клеветники. Их вопли и проклятия заставили Данте закрыть уши и напомнили ему стоны больных лихорадкой, которые он слышал в лазаретах. В этой песне вообще много неприятных реалистичных подробностей, навеянных посещениями Данте общественных больниц.

Один из покрытых струпьями отвечает, что он из Сьены. Его сожгли живьем за то, что он обещал научить летать, как Дедал Икара, глупого и злого юношу Альберо, который донес на него епископу. Сын Данте Якопо утверждает в своем комментарии к «Аду», что Гриффолино (так звали грешника) принадлежал к секте патаренов, за что и был сожжен. Однако в Ад поэт определил Гриффолино не за то, за что его подверг казни лицеприятный церковный суд, а за занятия алхимией. Для сына торговой Флоренции «софистика» — подделка драгоценных металлов — оказывается грехом более тяжким, чем обвинение в ереси…

Путешествие по Злым Щелям кончается сценой препирательства между современником Данте Адамо и древним греком Синоном. Это смешение веков и эпох обычно в «Божественной Комедии», действие которой происходит в ином временном плане, чем на земле. Препирательство изобилует словами простонародными, переходит в рыночную перебранку, изображенную уверенными мазками. Вергилий-разум упрекает Данте (то есть Данте упрекает самого себя), внимательно вслушивающегося в слова перебранки, как некогда Гвидо Кавальканти упрекал Данте за вульгарность некоторых его мыслей, низменность чувств и выражений, вероятно, в связи с бранчливыми сонетами Данте, обращенными к Форезе Донати. Вульгаризмы не мешают маэстро Адамо, как человеку образованному, прибегать и к литературным перифразам, обнаруживающим его познания в греческой мифологии.

В сумерках Ада Данте почти не различает, куда идет. В полумраке раздается резкий и мощный звук рога, напоминающий гром. Данте сравнивает этот звук с предсмертным призывом Роланда, трубящего в ущелье Ронсеваля. Любопытство читателя снова возбуждено, так как неизвестно, кто трубит в ужасающий гигантский рог. В сумраке возникают вдали несколько огромных башен. Вергилий объясняет Данте, что это не башни, а некогда жившие на земле гиганты. Данте упоминает легендарного Немврода, царя Вавилона и Эфиальта, во время битвы титанов с богами взгромоздившего Оссу на Пелион. В «Энеиде» Вергилия заточенное в Тартар «порожденье земли, стародавнее племя титанов, молнией сверженных вниз, на дне извивается самом». В дантовском аду гиганты застыли как часовые у нижней бездны. Из темной котловины внезапно возникает исполин Антей, которого Геракл смог победить, лишь оторвав от земли — источника его неизбывной силы.

Вергилий обращается к Антею с речью, куртуазной и «дипломатической», желая приобрести расположение великана. Вергилий говорит, что если бы Антей участвовал вместе с другими гигантами в битве с богами, то олимпийцы были бы поражены. Во время своих скитаний по Италии Данте приобрел достаточный опыт обращения с феодальными сеньорами и правителями городов, к которым следовало обращаться с речью, пересыпанной комплиментами и любезностями. Тот же язык был, по-видимому, уместен и в разговоре с гигантами последнего круга Ада, Вергилий учтиво просит Антея, так как его собратья Тифей (или Тифон) и Титий находятся далеко, перенести его и Данте на дно адского колодца.