Мать, будто квочка, не отставала от него ни на секунду, превращая его детство в сущий ад; иногда ему даже казалось, что она, словно блоху под микроскопом, видит его насквозь, до самых костей, выворачивая не только карманы, но и душу. Играя роль благовоспитанного паиньки, он улыбался ей, выжимая слёзы умиления милыми нужными подарками, выдающимися ему словно в награду самим Господом Богом, а не родной матерью, а в глубине душе он ненавидел её. Господи, как он ненавидел её! Его возмущало в ней всё: её слова, покровительственные жесты и бессмысленное сюсюканье, педагогические замашки и взрывы пламенного негодования, если происходило что-то не так, как было запланировано.

На фоне железной матери отец выглядел жалким размазнёй, подкаблучником, не заслуживающим звания мужчины. Мягкий, нежный, любящий свою жену Леночку до обожания, беспокоящийся о её здоровье, Анатолий казался Стасу пародией на отца и мужа. Стас, стесняясь его, доходил до абсурда, желал, чтобы он исчез из его жизни: ушёл, подал на развод, умер, наконец! Да что угодно, он готов был жить в подворотне, на помойке, только не дома, где тяжёлый кованый каблук материнского сапога вытирался о тряпку отцовской слабости.

Что они ему дали, кроме того что сумели родить? Да ничего. Те восемнадцать лет, что он с ними прожил, казались ему кошмаром, равного которому найти было сложно. Да, в юности он наделал много глупостей, но что сделали они, чтобы помочь ему, чтобы вытащить из ямы, в которую он попал?

Играя в карты, он продул приличную сумму — что было, то было, но кто из нас не совершал чего-нибудь такого, чего можно было бы стыдиться всю дальнейшую жизнь? И потом, разве это такой уж грех, учитывая возраст и обстоятельства? А что придумали они, когда ему действительно потребовалась их помощь? Кроме того, чтобы прыгать с квартиры на квартиру, убегая от кредиторов и теряя последние копейки, что ещё были в семье, — ничего.

Глаза цвета болотной тины сузились в холодную щель, а красивые губы изогнулись в презрительной улыбке. Закинув назад тёмную блестящую чёлку, Стас с горечью усмехнулся. В этом году ему исполнилось двадцать семь, а родителям уже почти пятьдесят. Интересно, они до сих пор так и не поняли, почему он в свои восемнадцать решил уйти из дома, предпочтя считаться мёртвым?

Ему двадцать семь, а что у него есть? Всё, чем он владеет, — не его, оно чужое, снятое на время. У него нет дома, нет семьи, которой он мог бы гордиться, у него нет даже воспоминаний, которые могли бы согреть душу. Девушка, избавившаяся безо всякого сожаления от его будущего ребёнка, и та бывает с ним только тогда, когда в его кошельке звенят монеты.

В восемнадцать он был глуп, отказавшись от того, что ему предлагала жизнь. Наведя справки, он узнал, что на свете существуют два человека, которые являются частью его самого, — его сыновья, Григорий и Андрей.

Как глупо устроена жизнь. Его сыновей растит докторишка, дядя той самой Аньки, родившей в свои семнадцать от Стаса и умершей прямо там же, в роддоме. Нет, эту глупую тощую особу, Аньку Светлову, мать его сыновей, Стас не жалел. Дура она и есть дура, умерла — туда ей и дорога, а вот мальчишек жаль. Этот докторишка, Вороновский, — полнейшая тряпка и нюня, такой же, как и разлюбезный папаша самого Стаса. Что он может дать мальчикам?

Вот если бы забрать их к себе, тогда не всё потеряно, ведь им всего-навсего десять, из них можно было бы сделать настоящих мужчин, пока не стало совсем поздно. Увезти бы их далеко-далеко, куда-нибудь на край земли, где всё по-другому. Григорий Станиславович Неверов. Андрей Станиславович Неверов. Тогда было бы всё иначе и жизнь имела бы смысл.

Хотя, почему «бы»? Земля хоть и круглая, но достаточно большая, и Россия — не единственная страна.