– Вижу, вижу, – пробормотала Филиппа обеспокоенно. – Но мне кажется, что мистер Хольгерсон уже может опустить тебя на землю.

– А з-зачем?

Девочке нравилось сидеть у Говарда на плечах, нравилось быть выше всех. К тому же это значило, что она находится в центре внимания.

– Затем, что так надо, – твердо сказала молодая женщина, стараясь не обращать внимания на потухший взгляд дочери. Она знала, что ведет себя неоправданно строго, но другого выхода не видела. – Не думаю, что мистеру Хольгерсону следует носить тебя весь день. Его доктору это вряд ли придется по вкусу.

На скулах Говарда заходили желваки, но он промолчал. Если упоминание о болезни и было ему неприятно, то открыто он этого не показал. Спокойно опустил Ребекку, все еще прижимающую к себе Чарли, на землю и обратился к садовнику:

– Джек, как вы думаете, понравятся ли нашей очаровательной юной гостье кролики?

– А это мы узнаем у нее самой. Бекки, не хочешь ли прогуляться со мной и познакомиться с чудесными пушистыми зверушками? – Он лукаво подмигнул девочке. – Одна крольчиха принесла малышей. Не поможешь мне назвать их?

Ребекка пришла в восторг от такого предложения. Но на всякий случай обернулась к матери, чтобы удостовериться, не возражает ли она.

– Конечно, моя дорогая. Мне пойти с тобой?

Девочка потупилась, чувствуя себя неловко.

– Не н-надо. Я н-не хочу.

Сердце Филиппы замерло, когда она услышала слова дочери. Конечно, Ребекка достаточно большая, она уже ходит в школу. Но желание девочки проявить самостоятельность тревожило. Здесь наверняка не обошлось без влияния Говарда. И это молодой женщине не понравилось.

Старик Уилкинз добродушно улыбнулся, словно понимая, что творится в душе матери.

– Не беспокойтесь, миссис Оуэн, я прослежу за ней. С вашей девочкой ничего не случится.

– Хорошо, – сдалась Филиппа. – Пока, малышка. Веди себя хорошо.

– Я в-всегда в-веду себя хорошо, – насупившись, ответила Бекки и, не оглядываясь, пошла за садовником.

Почему-то Филиппе стало страшно, захотелось сжать девочку в объятиях и никогда не отпускать. Она рванулась было следом, желая остановить дочь. Но Говард опередил ее, схватив за плечи, и развернул лицом к себе.

– Подождите, – сказал он, вглядываясь в ее встревоженные глаза. – Вы же не хотите, чтобы Бекки думала, будто мама ей не доверяет. Дайте ей возможность почувствовать себя независимой. Если болезнь носит психологический характер, то, возможно, скоро ваша дочь поправится.

Филиппа вырвалась из его рук и возмущенно уставилась на собеседника. Она тяжело дышала, ноздри ее трепетали от гнева.

– Наши отношения с Ребеккой вас совершенно не касаются, – проговорила она дрожащим от едва сдерживаемой ярости голосом. – Понимаю, что теперь вы мните себя профессиональным воспитателем…

Он не дал ей договорить. Не отрывая от ее лица пристального взгляда, Говард подошел почти в плотную, заставляя женщину отступить к тому самому дереву, которое облюбовал Чарли.

– Филиппа, а может быть, все дело в том, что вы просто боитесь отпустить ее от себя? Ведь если Бекки научится нормально говорить и общаться, ей уже будет не нужна ваша постоянная опека?

– Как вы могли такое подумать? – Она пришла в ужас от подобного предположения. – Я хочу, чтобы Бекки стала говорить так же, как прежде… и этим не отличаюсь от любой другой матери!

– Допустим. – Говард протянул руку и поправил выбившуюся прядь ее вьющихся темных волос. – Но ваши опасения и пессимистические настроения вполне естественны.